Мир Чарльза Диккенса - [60]

«— Я всегда бываю больна после Шекспира, — сказала миссис Уититерли. — На следующий день я чуть живая: реакция так велика после трагедии, милорд, а Шекспир такое восхитительное создание…

— О да-а! — ответил лорд Фредерик. — Он был способный человек.

— Знаете ли, милорд, — сказала миссис Уититерли после долгого молчания, — я замечаю, что начала особенно интересоваться его пьесами после того, как побывала в этом милом жалком домике, где он родился. Вы бывали там когда-нибудь, милорд?

— Нет, никогда, — ответил милорд.

— В таком случае вы непременно должны туда поехать, — заявила миссис Уититерли, томно растягивая слова. — Не знаю, почему это так, но, когда вы увидите это место и запишете свою фамилию в небольшой книге, вы почувствуете себя каким-то образом вдохновленным. Это как бы возжигает в вас пламя!

— Ну-у! — ответил лорд Фредерик. — Я непременно там побываю.

— Джулия, жизнь моя, — вмешался мистер Уититерли, — ты вводишь в заблуждение его лордство… неумышленно, милорд, она вводит вас в заблуждение. Это твой поэтический темперамент, дорогая моя… твоя эфирная душа… твое пылкое воображение возжигают в тебе огонь гениальности и чувствительности. Ничего особенного там нет в тех местах, дорогая моя… ничего, ровно ничего.

— Я думаю, что-то там должно быть, — сказала миссис Никльби, которая слушала молча, — потому что вскоре после моего замужества я с моим бедным дорогим мистером Никльби поехала в Стрэтфорд в бирмингемской почтовой карете… а впрочем, почтовая ли это была карета? — призадумавшись, сказала миссис Никльби. — Да, должно быть, это была почтовая карета, потому что, помню, я тогда заметила, что у кучера на левый глаз надвинут зеленый козырек… так вот, в почтовой карете из Бирмингема, и после того, как мы осмотрели могилу и место рождения Шекспира, мы вернулись в гостиницу, где переночевали, и, помню, всю ночь напролет мне снился черный джентльмен из гипса, выпрямившийся во весь рост, в отложном воротнике, завязанном шнурком с двумя кисточками, он прислонился к столбу и о чем-то размышлял. А утром, когда я проснулась и описала его мистеру Никльби, он сказал, что это был Шекспир, точь-в-точь такой, как при жизни, и это, конечно, замечательно! Стрэтфорд… Стрэтфорд, — задумчиво продолжала миссис Никльби. — Да, в этом я не сомневаюсь, потому что, помню, я была тогда беременна моим сыном Николасом и в то самое утро меня очень испугал итальянский мальчик, продававший статуэтки. Знаете ли, это счастье, сударыня, — шепотом добавила миссис Никльби, обращаясь к миссис Уититерли, — что из моего сына не вышло Шекспира. Как бы это было ужасно!»

Знаменитый артист Макриди в роли Гамлета.

Макриди в роли Макбета.

Но злодеи — Ральф Никльби, Грайд, Брэй, Хоук — нисколько не позируют; все они, кроме Брэя, ничуть не обманывают себя, они лишь занимают отведенное им в спектакле место, так что диккенсовские актеры гораздо меньше отличаются от них, чем уверяют нынешние защитники романа. Оттого, что молодой Диккенс работал так напряженно, оттого, что его захлестывали новые жизненные впечатления, «Николас Никльби», непомерно перегруженный отличным, но сырым, необработанным материалом, так и остался громоздкой, бессвязной вещью, иначе говоря, блистательной неудачей, и это, конечно же, можно было предвидеть. Но очень печально, что в этой груде руды потерялся роман о театре. И есть некая ирония в том, что посвящена книга другу Диккенса, замечательному актеру Макриди.

«Лавка древностей»

Совсем из других элементов составлена «Лавка древностей». Еще до того как появился последний выпуск «Николаса Никльби», перегруженному работой Диккенсу показалось, что он нашел способ увеличить свои доходы — ведь жизнь дорожала, семья росла (третий ребенок, дочка Кэйти, родилась через месяц после того, как закончен был «Никльби»); от заработков и помощи Диккенса зависело все больше народу (отчаянную борьбу с денежными затруднениями Диккенсу в той или иной форме приходилось вести до конца жизни). Он предложил издателям Чепмену и Холлу план чего-то вроде собственной «Тысячи и одной ночи». Надо признаться, план был составлен на скорую руку — молодой писатель понадеялся на то, что его еще раз выручит популярность мистера Пиквика и Сэма Уэллера. Предполагалось, что это будет целая цепь рассказов, связующим звеном, в которой станет рассказчик — старый чудак мастер Хамфри; все должно было быть рассчитано на вкус современников, на их пристрастие к прихотливой выдумке (ярким образцом этого рода литературы были «Легенды Инголдсби»^{54}, 1837). Мифические лондонские великаны Гог и Магог станут рассказывать повесть за повестью; путевые зарисовки наподобие тех, какими прославился Вашингтон Ирвинг, дадут возможность Диккенсу-издателю совершить путешествие по Ирландии и Америке. «Часы мастера Хамфри» (такое название получил журнал) должны были, по мысли Диккенса, обладать четырьмя весьма важными достоинствами. Они должны были установить постоянную связь с читателями; упрочить материальную независимость Диккенса (ибо он будет участвовать в прибылях от издания); привлечь других авторов и, как он надеялся, дать ему известный досуг, чтобы можно было написать большой роман, замысел которого он давно уже вынашивал (позже роман этот появился под названием «Барнеби Радж»). Но были у этой затеи два огромных недостатка: журнал был задуман как еженедельник — и уже после третьего номера, весной 1840 года, число проданных экземпляров сильно сократилось и стало ясно, что не того ждали от Диккенса читатели.