Мир без хозяина - [41]

Джеймс Моррис был шестидесятилетней ходячей головной болью редакции, абсолютно бездарным журналистишкой, мелким управленцем с синдромом Наполеона, дорвавшимся до власти. Он был грузен и неповоротлив, и самой подвижной частью его тела, бесспорно, являлся язык. Раздутые красные щеки и узкий лоб придавали его голове форму яйца; от его свитера, который он менял в лучшем случае раз в полгода, постоянно несло горьким жиром еды из фастфудов. Говорил Моррис всегда быстро, много раз повторяясь, сам того не замечая. Речь его походила, скорей, на малосвязный бабий треп, переходящий в истерику, и большую ее часть Джереми обычно благоразумно пропускал мимо ушей.

–… не нравится – уматывай! – кричал Моррис из-за стола. – У меня весь холл внизу забит такими же, как ты, которые прямо сейчас готовы сесть на твое место. И пугать меня адвокатами не надо – они тебе не помогут, понял? Я на суды, если хочешь знать, потрачу гораздо меньше, чем на содержание таких отстойных кадров, как ты! Так что уматывай, если хочешь. Понятно тебе?

В голову мистеру Граневски вдруг пришла идея. “Вот что я хотел сделать уже давно…” – мечтательно улыбнулся он.

– Какого хрена? Тебе смешно? Я сказал что-то смешное? – вспетушился Моррис. – Я тебя спрашиваю, ты понял, что я сказал?

Джереми давно хотел услышать, как эта свинья, вот уже двенадцать лет трахающая ему мозг, будет визжать, но визжать не от того, что ей не нравится работа Джерри, а визжать от страха, паники и адской боли. Желанное время пришло. “Да, то, что нужно”, – кивнул себе мистер Граневски, припоминая, как расправился с таксистом.

Он направил свой взор к побагровевшей шее Морриса, мысленно намечая разрез, но тотчас остановился. Он рад был располосовать чертова борова на сотни частей, разрезать его, как теплое масло тонкой леской, тем самым облегчив жизнь не только себе, однако вовремя сообразил, что поступи он так, его раскрыли бы в следующую же минуту. Джерри поступил проще – опустил глаза ниже и просто просверлил взглядом тончайшую, меньше диаметра швейной иглы, дыру в левой части груди главного редактора, буквально наощупь чувствуя, как сокращаются, трепеща, сердечные мышцы.

– Ты, мать твою, оглох? Я тебе вопрос задал!

– Да, мистер Моррис, сэр… – покорно согласился Граневски. – Вы правы во всем. Прошу дать мне шанс…

Моррис даже не заметил, что умер. Еще полдня, как ни в чем не бывало, он принимал у себя различных статейщиков и редакторов, рекламщиков и прочее отребье, вьющееся вокруг дешевой газеты, орал, стучал кулаком по столу, бесился по поводу и без повода, словом, вел себя как обычно. Одно время Джереми стал сомневаться в том, что задуманное ему удалось. Он с опаской поглядывал то на коллег, то на окна шефского кабинета, размышляя, не приснилась ли ему та поездка в такси. Но всё обошлось.

Боль, видимо, одолела Морриса в тот момент, когда он, наконец, решил оторвать свою разжиревшую задницу от стула, чтобы сходить на обед. Он захрипел, схватился за воротник, задыхаясь, беспорядочно начал водить рукой по столу в поисках звонка, а через пять секунд рухнул на пол желеобразной массой. Главный редактор находился в кабинете один, и его предсмертный припадок видел только Джереми, который выглянул из-за компьютера в нужное время, получив тем самым удовольствие наблюдать долгожданное представление. Граневски не подал виду, будто ничего и не произошло, и вернулся к своим занятиям. Через две трети часа остывающий труп Морриса обнаружила секретарша.

В редакции воцарился хаос. Правда, ненадолго. До тех пор, пока не прибыла неотложка и полиция.

Копы допрашивали сотрудников газеты до самого вечера, точно учуяв в смерти Морриса какой-то подвох. К показаниям мистера Граневски, как, впрочем, и ко всем остальным, никто не придирался, но Джерри беспокоило другое – смогли ли медики установить причину смерти Джеймса? Опасаясь разоблачения, вопросов он всё же решил не задавать. Лишь в конце дня инициативу на себя взял Каллагер. Он набрал клинику, куда забрали бездыханного Морриса, долго кивал, выслушивая заключение, а после объявил всем:

– Сердечный приступ, господа.

С глубоким чувством выполненного долга Джерри закончил дела и отправился домой.

В холле Дэйли Экспресс его нагнал Макнестер.

– Слушай, Граневски. Я тут горло собирался промочить. Не хочешь компанию составить?

“Почему бы и нет?” – подумал Джерри.

– Я с удовольствием.

Удовольствие было бы полным, если б за ними не увязался Вербер. Не то чтобы Джереми его не любил, просто тот часто совал нос не в свои дела, вот и всё. С другой стороны, Вербер был не хуже девяноста процентов всех остальных сотрудников газетёнки. Он, хотя бы, здоровался по утрам. От смерти Морриса он оказался в не меньшем восторге, чем Джереми, но, в отличие от организатора торжества, радости своей не скрывал.

– Что такой хмурый, Граневски? Кто-кто, а ты больше остальных должен быть рад такому повороту. Или ты уже соскучился за пальцем Морриса у себя в заднице? – Вербер рассмеялся на всю улицу.

– Да чему радоваться? – отмахнулся Джерри. – Вместо Морриса назначат Каттера или какого-нибудь Джойсмана, и тогда у каждого из нас штаны затрещат.