Полеты на Ту-4 продолжались, а экипажи начали отправлять на переучивание и Рязань.
Для технического состава подготовка, в основном, проходила на месте, после получения машин. Хотя с точки зрения эксплуатации машина была не сложнее, чем Ту-4. Однако каждое новое поколение авиационной техники требовало все более высокой культуры обслуживания. Оборудование, в основном, стало радиоэлектронным. Особенно повышенное внимание к режиму обслуживания требовалось во время учебных тревог или в связи с осложнениями международной обстановки.
Сейчас уже трудно вспомнить, как в 1955 г. встречали первый Ту-16. Во всяком случае, как и с Ту-4, все тоже с любопытством высыпали на поле, когда он приземлился. Летный состав уже знал эти машины, документация на них тоже поступила заранее. Но все равно всем было очень интересно, особенно когда залезли внутрь по своим специальностям. Мы обнаружили всё совершенно новое. В том числе и фотооборудование. В штурманской кабине располагался фотоаппарат ФА-РЛ-1 для съемки изображения с радиолокационного прицела. Позднее этот аппарат был заменен на малогабаритный ФАРМ-2. Через нишу передней стойки шасси устанавливался аппарат АФА-42 для дневной, или НАФА-75 для ночной съемки. Позади находились дистанционно открываемые фотолюки. Дневные фотоаппараты тоже были новыми. Причем устанавливались они на автоматической качающейся установке АКА- ФУ. Помимо изменения направления оптической оси влево-вправо (для одновременного захвата полосы двойной ширины), он мог отклоняться назад при применении ФОТАБ ночью. На Ту-16 впервые параметры съемки регулировались автоматически в соответствии со скоростью и высотой полета, задаваемыми на командном приборе штурманом. Отснятые пленки мы передавали в фотолабораторию. Из склеенных кадров там делали огромные фотопланшеты, больше метра шириной, где местность изображалась крупным планом. Это позволяла очень мощная оптика: широкозахватный объектив для съемок с небольших высот имел фокусное расстояние 20 см, помимо этого имелись объективы с фокусным расстоянием 75 и 100 см с телескопическим устройством для высотной съемки. Ночные камеры имели постоянные объективы с фокусным расстоянием 75 см. Но ночные съемки применялись только для фотоконтроля результатов бомбометания в темное время суток. На такие задания обычно вылетало по одному самолету. Если же их было 2-3, то на каждый устанавливали ночной фотоаппарат и подвешивали по одному ФОТАБ.
Принцип ночного фотографирования основывался на том, что рядом с оптикой имелся фотоэлемент. При взрыве ФО- ТАБа (а он давал такую вспышку, что можно было ослепнуть), фотоэлемент через усилитель передавал сигнал на электромеханический спуск затвора камеры. Аппараты более поздних конструкций, НАФА- МК, имели отличия: во-первых, появилась электроника, а во-вторых – система компенсации сдвига изображения. Фотопленка у них автоматически перемещалась сообразно движению земной поверхности. Снимки получались как днем.
Менять аппараты под конкретные задачи по-прежнему приходилось вручную.
Между тем один АФА-100 вместе с кассетой был больше метра высотой и весил под 100 кг. Как и любая техника, бывало, что фотоаппараты ломались. Если по возвращении с задания штурман или командир корабля докладывали старшему технику, что какой-то агрегат вышел из строя, то тут нашему брату доставалось так, что можно было и к ночи не вылезти из самолета до полного устранения дефекта. Если отказывал фотоаппарат, мы снимали его и передавали в ТЭЧ, в цех по ремонту фотооборудования. Делать это приходилось не часто, так как камеры, в общем, были надежными.
Да и сам Ту-16 был очень надежной машиной. Вначале мы получали по два, может – три самолета в месяц. Но в течение полугодатода полк был полностью переукомплектован. Сперва имелось по 7 машин на эскадрилью, а года через два – уже по 10. Позже в каждую эскадрилью вошло по одному Ту-16 – постановщику помех.
За весь период моей службы в Сольцах случилась только одна катастрофа. Причину установить не удалось. Самолет упал прямо за городом, в Молочковый бор, экипаж, погиб. Аварии и отказы, конечно, случались. Особенно запомнилась одна из них, произошедшая из-за недостаточной прочности фюзеляжа в районе т.н. одиннадцатого шпангоута. Он находится как раз на уровне воздухозаборников двигателей. Несколько раз у первых самолетов по этому шпангоуту при ударе о землю на посадке отваливалась кабина. Если не изменяет память, в Полтаве по этой причине погиб экипаж. В Сольцах это случилось днем, буквально на наших глазах. Ту-16 сел, но в конце пробега мы вдруг увидели, как кабина медленно отворачивается от фюзеляжа. Самолет продолжал катиться, когда носом ее развернуло к стойкам шасси и потащило по бетону на жгутах. От трения возник сноп искр, и только чудом машина не загорелась. Видимо, топливная система не была повреждена. На левом кресле, командиром корабля сидел ГСС полковник Г.Г. Агамиров – инспектор по технике пилотирования. Был он южных кровей, прошел всю войну и обладал редкостным хладнокровием. Весь экипаж отправили в госпиталь, а он, выбравшись из лежащей на боку кабины, только выругался (мол, опять чуть не убили), спокойно сел в машину и уехал на КДП (командно-диспетчерский пункт). Остальных пришлось вытаскивать через люк и отправлять в Ленинград для психологической реабилитации. После этого случая вышел приказ по Дальней Авиации полеты на Ту-16 приостановить. С Казанского и Воронежского заводов в войска отправились бригады, которые прямо в частях усиливали злополучный шпангоут дюралевыми накладками. К сожалению, многие дефекты в нашей авиации устранялись на крови.
