И было нам в ту пору что-то около 25 лет, а к 30-ти становились командирами кораблей Ту-104, Ил-18, Ан-12. Тогда лучшими словами для нас были: «Вам взлет!»
Мои друзья-москвичи, однокашники по училищу, сразу попавшие в Полярную авиацию, летали на Ил-14 в Арктике и Антарктике. Самый известный среди них – Женя Кравченко, командир летного отряда в Антарктиде. Он провел 13 (!) зимовок на этом континенте, выложившись полностью и оставив там во славу Отечества все свое здоровье. К сожалению, наше неблагодарное государство «оценило» его гражданский и летный подвиг нищенской пенсией. Живет он теперь в Мытищах, а друзья, бывшие летчики, собирают ему деньги на лечение. Володя Потёмкин, также летавший в Антарктиде, стал впоследствии шефпилотом 235то правительственного отряда и возил Горбачева и Ельцина. Хорошо возил, так нас учили. По всему миру летали до недавнего времени мои однокашники, выпускники Балашовского летного училища 1960 года. И закончить об Ил-14 хочу фразой, некогда популярной среди летного состава: «На нем можно летать до самой пенсии». Лучшей похвалы самолету нет.
Ту-104, Чита (а/п Кадала), декабрь 1970 г.
Ту-104
Ну а теперь о нашей национальной гордости – Ту-104. Помню, когда еще только начинал летать на Ли-2, при заходе на посадку в Хабаровске можно было иногда услышать в эфире грозное: «Внимание всем бортам! К третьему подходит «Стрела»!» И рассыпались мы все, как мелочь пузатая (Ли-2, Ил-14, Ан-24), уступая дорогу стремительному красавцу – лайнеру, который на прямой, с гордо поднятым носом и убранными оборотами двигателей с трудом гасил скорость перед посадкой. Красивая была машина, ничего не скажешь! И все мы, за редким исключением, мечтали летать на ней. Не догадывались еще, что не каждому пилоту был по плечу этот непростой самолет. Ту-104 как бы проводил естественный отбор летчиков. Сложность, в основном, заключалась в умении точно рассчитать, а потом выдержать параметры снижения: удаление от точки, вертикальную и приборную скорости. Причем, раннее снижение не допускалось из-за малого навигационного запаса топлива *, а позднее – из-за слабой механизации крыла: гасить скорость было практически нечем.
Психологическая нагрузка на этой машине была огромна. Вспоминаю один полет на Камчатку. Мне чуть за 30, я – молодой командир корабля. Пройдена над Охотским морем точка возврата, назад или на запасной пути больше нет, посадка только в Петропавловске (а/п Елизово). И вдруг там резко ухудшилась погода. Заход по схеме. Посадка при запредельном боковом ветре… Взлет с Петропавловска, полет на потолке пролетом Хабаровск до Владивостока. Погода дрянь, заход по схеме, посадка почти без топлива… Взлет с Владивостока. После посадки в Хабаровске все как-то сразу разбрелись, и я один сел в ночной автобус. Сел и вдруг почувствовал в душе такое опустошение, что позже, осмысливая произошедшее со мной, порядком испугался. Ведь выходил я из самолета окрыленный, можно сказать, с ощущением собственного всемогущества: раз мне такое по плечу, то я могу всё. И вот вдруг страшная пустота, провал, в душе незнакомое мне раньше чувство пронзительной депрессии. Казалось, я сделал всё, не возможного теперь нет, а… что же дальше? И вдруг до меня дошло: если дальше нет ничего достойного – значит дальше пустота?
Практически во всех портах, куда прилетал Ту-104, от командира корабля требовалось зайти на посадку сразу и желательно с первого захода, потому что на дополнительные заходы практически не оставалось топлива. И какая бы не была погода – он должен был зайти и сесть, потому что, как говорил мой друг и коллега: «Уже при подходе к аэропорту в штатном режиме бил по мозгам сигнал аварийного остатка топлива».
На Ту-104, на посадке у нас однажды состоялся такой диалог:
Штурман: – Скорость 280… 270… 260. Посадка у знака.
Командир корабля, довольный: – Хорошо-о!
Бортинженер: – Понял, парашют, – и нажимает кнопку выпуска тормозных парашютов.
Командир корабля, обиженный и недовольный: – Япо-о-на мама! Ну кто тебя просил?..
А дело в том, что выпуск парашюта означал, что экипаж произвел неверный расчет на посадку со всеми вытекающими оргмерами.
Ту-104 был очень прочный самолет. Двигатели РД-ЗМ-500 быстро поднимали его на громадную высоту, но при этом были чрезвычайно прожорливы. Еще к недостаткам этой машины можно отнести примитивное приборное оборудование захода на посадку (особенно на первых сериях), что в сочетании с плохой управляемостью утяжеляло посадку и требовало от пилотов большого мастерства.
Выдерживание самолета точно по глиссаде снижения на участке с Н=150 м и до касания было невозможно, так как при этом, при выдерживании расчетных скоростей снижения (Vy и Vnp) приземление происходило за знаками, что неизбежно приводило к выкатыванию. Чтобы исключить подобное, для Ту-104 была разработана специальная методика «подныривания под глиссаду» *, с тем, чтобы самолет над торцом ВПП оказывался на высоте выравнивания. О сложности выполнения посадки говорит тот факт, что Ту-104 был, пожалуй, единственным пассажирским самолетом, на котором ошибки летчика при заходе и на посадке, как правило, приводили к выкатыванию или посадке до ВПП. Некоторые просто боялись этой машины, но на то и ходила тогда крылатая фраза: «Тот и летчик, кто летает на Ту-104».