Минувшее - [31]

Густой красный туман заволок сознание пастушонка. С диким проклятием он кинулся на мучителя и острым пастушеским посохом рассек ему голову.

Освободив девочку, взглянул на окровавленное лицо Салима. Посылая проклятие его душе, пастушонок ушел в горы. Там он скитался, пока его не подобрал красноармейский отряд. Много тайных троп показал он своим спасителям, когда отряд уходил от сильных басмаческих банд. Помогал найти ближайший путь, чтобы окружить и внезапным ударом уничтожить банду, грабящую одинокие кишлаки. Карим узнал, что бек ушел за границу, угрожая вернуться и расправиться с жителями кишлака, если кто позарится на его земли и стада, управлять которыми оставил своего духовного наставника. Узнал и то, что после случая в урюковой роще вдова увезла заболевшую Садихон к дальним родственникам. Никто не знал, куда уехала вдова, да если и знали, то тщательно скрывали, чтобы не дошло до мстительного бека.

Несколько лет провел пастушонок Карим Алимов с родным отрядом, а потом — учеба и комсомол, потом — снова в отряд. И вот он здесь в лапах злейшего врага. Ужас охватывал его, пока смотрел на красивое лицо Салима. От этого меченого дьявола не жди пощады. Негодование и ненависть побеждали слабость, голова яснела, мысль заработала четко.

Салим взглянул на пленников. Алимов успел закрыть глаза. Курбаши сказал кривоногому два слова, и тот, мигом вскочив, направился к Семину, покачиваясь на могучих кривых ногах.

— На допрос, что ли? — хрипло спросил боец.

— Допрос. Веселый будешь, смеяться будешь… — Хищное лицо басмача заиграло гримасой. Он сделал знак, и к Семину подошел еще басмач. Сняли путы, стащили сапоги, одежду, белье и поволокли к палачу.

— Прощай, — чуть выдохнул боец в сторону Алимова. А дальше ужас… Звериный крик Семина, мольба убить разом, и тихий, жуткий смех басмача-зверя. Вот красавец курбаши склонил лицо, смотрит в измученные глаза бойца, ласково спрашивает:

— Комсомол? Карош комсомол… — А рука ножом вырезает на груди несчастного звезду. Потом вспарывает живот и с тихим смехом роется в теплых внутренностях. С хохочущим всхлипом боец приподнял голову и кровавой пеной плюнул в лицо изувера. Миг — и шашка кривоногого прекратила муки несчастного. Басмаческий телохранитель мстил за оскорбление повелителя. Но Салим расценил это по-своему:

— Собака! Пожалел… — Следом грянул выстрел маузера, и басмач замертво упал на труп красноармейца.

— Падаль в пропасть! — Отдал приказ, а сам глазами ощупывал лицо новой жертвы.

Миллионы иголок впились в мозг Алимова. Сознание повторило услышанную фразу: «В пропасть…». «Нет, проклятый дьявол! Не порадуешься!» Сильный толчок ногами в ствол арчи, и, поворачиваясь с боку на бок, он ринулся к пропасти. Еще одно усилие — и он летит, летит в бездну. В первый момент услышал крики ярости, где-то высоко звуки выстрелов, пули цокали о камни. Вот тело рухнуло на куст стланика, куст спружинил, и Алимов, теряя сознание, покатился по откосу.

СТЕПНАЯ МИСТЕРИЯ

Нагромождая утесы и каменные глыбы, хаос мироздания не заботился ни о симметрии, ни о гармонии линий, а потом бесконечное время в союзе со стихиями доделывало формы Байсунских гор. Они рассекали каменные громады ущельями, изменяли контуры, украшали бурными потоками, улыбчивыми долинами, зарослями лесов и цветущими лугами. Но местами оставляли первобытные пейзажи, которые навевают уныние суровыми уступами, предательскими моренами, крутыми откосами и немотой, немотой…

Там все дико и мрачно. Лишь кое-где зацепится за каменный уступ лохматая арча или кустарник. Иногда, нарушая этот мертвый покой, вдруг, сорвавшись со скалы, взмоет вверх кумай — снежный орел, распластав могучие крылья. Он плавно парит в бездонном небе, высматривая добычу.

Изредка, как призрак, неведомо откуда появится стройный козерог и застынет на уступе скалы, точно каменная статуя. Стоит, гордо подняв точеную голову о длинными рогами. Или проползет, распластавшись по камням, пятнистый барс, высматривая жертву.

Мрачно и дико в северной стороне гор. Но вот они снижаются и увалами выходят в травянистую степь.

Степная долина среди гор полна очарования. Долго не желтеют в ней шелковистые травы, пестрящие душистыми цветами. Ярко улыбаются долине зеленые лесистые южные склоны гор. За их перевалами, далеко отсюда лежит грозная Долина Смерти. А в соседнем распадке сгрудился горный кишлак, забытый людьми из-за трудно проходимых троп.

В летнее время пастух Тюлябай гоняет кишлачные отары к северной стороне, где раскинулась цветущая степь. Хорош степной простор, когда из-за хмурых вершин, заливая степь ясным светом, брызжут золотые солнечные лучи, а ясную синеву неба оглашает звонкое пение жаворонка. Хороша степь и в знойный полдень, когда все замирает в истоме, и только шаловливый ветер колышет зеленое море трав. Полна она очарования в сумерки, когда уходит на покой животворное светило, и длинные, таинственные тени выползают из ущелий и морщин остывающих скал. Невдалеке от подножья мрачных скал, у звонкого ручья, стоит ветхая юрта пастуха Тюлябая.

Привольно пастись отарам на этом беспредельном зеленом просторе. Стережет их огромный лохматый пес. Ни одного хищника не подпустит он к отаре. Ни один волк поплатился жизнью за стремление полакомиться беззащитной овцой. И ни одного ягненка не унес могучий кондор. Спокоен Тюлябай, когда овцы находятся под надзором умного пса. Лежит Каскыр на пригорке, положив большую голову с торчащими ушами на громадные лапы. Можно подумать, что спит, но вот он встает вытягивая голову вверх, и разражается грозным лаем, который отпугивает орла, наметившего добычу. Услышав лай, выходит пастух и метко стреляет по хищнику. Отобьется ли овца от отары — Каскыр уже мчится за нею и возвращает беглянку на место.