Минувшее - [23]

— Теперь тебе никто не запретит. Хочешь я буду тебя учить?

— Хочу, доченька, очень хочу, да и тебе будет польза.

Тяжелое детство было у детей Нарджан. Но любовь матери и дружба между сестрами скрашивали жизнь, полную забот. Правда, иногда, когда дети встречали вторую жену своего отца в бархатной, бирюзового цвета парандже и нарядных братьев, девочки завидовали этому благополучию. Они мечтали хотя бы об одном лоскутке бирюзового бархата для своих неказистых кукол. А кукол они делали сами из старых чулок, набитых ватой, с волосами из черных ниток. А глаза и брови рисовали чернилами. О, как бы украсил их кусочек бархата! Если мать слышала сетования девочек, она стыдила их, учила быть гордыми, не завидовать.

— Вы должны быть новыми людьми, честными и стойкими. Зависть порождает в человеке злобу, а злоба делает его зверем.

Поучения матери формировали детские характеры. Дочери росли трудолюбивыми, выносливыми и закаленными.

…Наступила ранняя весна сорок пятого года. С фронта приходили радостные вести, советские войска били врага уже в его логове. Города, освобожденные от фашистов, залечивали раны. Близился конец войне.

Однажды в калитку решительно постучали. Саида открыла и привела отца. Нарджан удивленно взглянула на него. Он вежливо поздоровался и протянул детям принесенный сверток с гостинцами.

— Я по делу. Хочу с вами, Нарджан, посоветоваться, — проговорил смущенно, при этом поглаживая по голове младшую Акчагуль.

— Садитесь, Рахман-ака. Расскажите, что у вас случилось?

— Вот гляжу я на вас, пять лет поднимаете сами троих детей. Время трудное, а у вас дети чистые, учатся, в доме порядок. Народ хвалит ваше воспитание. А у меня три сына, денег я добываю больше вашего, а дома — сказать страшно: грязь, беспорядок, дети не ухожены, грязные, голодные, капризные. Жена все равно что овца: сколько ей ни говори, не понимает, только глазами хлопает. Плачет и все жалуется, что денег мало, не хватает. На плохое здоровье жалуется, работать не хочет. Сегодня сказал ей, что дам развод, пусть собирается к отцу.

— О детях, о сыновьях вы подумали, Рахман? Вы всегда мечтали о сыновьях, — с горечью проговорила Нарджан, вспомнив побои. Сильно постаревший Рахман сидел, нахохлившись, уныло глядя перед собой. В сердце Нарджан закипал гнев. Вспомнились все его упреки, злоба, истязании.

— Вот что я надумал, — заговорил тихо Рахман, — хочу вернуться к вам. И сыновей возьму, вы лучше их воспитаете. А при матери они как беспризорники. — Рахман умолк и с тревогой ждал ответа, глядя на задумавшуюся бывшую жену. Потом торопливо сказал:

— Вы не беспокойтесь, я теперь пью очень редко. В доме будет полный порядок при вашей заботе. А драться никогда не буду, выучили вы меня, помню.

Они еще помолчали. Наконец Нарджан сказала:

— Вы говорили, а я слушала. Все взвешивала, думала. Нет, нехорошо вы решили. Нельзя отнимать детей у матери, нельзя! Ваша жена тупая, неграмотная женщина, но вы сами хотели иметь такую жену. Нет, разводиться вам нельзя! Сыновья вырастут, что скажут: «Вымотал силы у матери, бросил ее, а нас лишил материнской заботы». Что вы ответите им? Нет, нельзя вам выгонять жену. Надо думать о будущем.

Нарджан искренне жалела жену Рахмана, а ему не доверяла. Одна мысль, что этот своенравный, жестокий человек опять начнет здесь распоряжаться, приводила ее в ужас. Как хорошо, что она услала старших девочек. Не следует сеять смятение в их душах. Она сказала Рахману:

— Пришлите-ка вашу жену ко мне. Пусть походит, приглядится, как надо хозяйничать.

Тяжело было слушать своевольному человеку правдивые слова умной женщины. Он понимал, что возврата к прошлому нет, что она никогда не уступит. Вздохнув, сказал ей «спасибо» и ушел, не попрощавшись. Нарджан облегченно подумала: «Неисправимый человек, только о себе и думает». Да, бедность тяжела, изнурительна, но мы с моими девочками счастливы, любим, бережем друг друга, и жизнь не такая уж мрачная. Эти мысли принесли ей облегчение и бодрость, а вскоре Нарджан убедилась, что поступила правильно, отказавшись от сытой жизни с Рахманом. Не прошло и полмесяца, как Рахмана арестовали. Оказывается, в артели, где он работал сторожем, обнаружили большие недостачи. Был арестован председатель артели, уличенный в хищении, и сторож как его соучастник. Просидел Рахман полгода, но за недоказанностью его участия был освобожден.

На другой же день после выхода из заключения Рахман побрил голову, подстриг бороду, надел нарядный шелковый халат, нацепил золотые часы, на палец перстень с большим рубином и вновь явился к Нарджан с предложением начать с ним совместную жизнь. Не мог не настоять на своем. Ему хотелось подчинить себе эту гордую женщину.

— Соглашайтесь! У меня дети не узнают нужды, всегда будут сыты и тепло одеты. А жена оденется в шелка и бархат.

Оглядела его Нарджан, покачала головой и засмеялась:

— Вы все такой же беспечный, Рахман. Ваши шелка и золото приобретены нечестным путем, за это вы и сидели. Нет, мне это не подходит. Я хочу вырастить своих дочек честными и трудолюбивыми. Пути у нас разные.

Весна принесла тепло и надежду на окончание войны. Но Раима тосковала. Возвращаясь с хлебом домой, она с горечью думала: «Как долго тянется время, когда трудно живется. Вот и тепло наступило, а мама совсем больна. Как ей помочь? Как облегчить жизнь?»