Минуты будничного несчастья - [5]

Если же говорить о худшем времени, то оно приходится на уикенд, когда мы не ходим на работу, наша дочка не ходит в школу, а японец в детский сад.

По утрам японец обычно просыпается очень рано независимо от того, нужно ли ему идти в сад или нет. Не успев открыть глаза, он рывком вскакивает с постели и принимает стойку каратиста, готовый издать свой излюбленный боевой клич.

Через секунду он уже носится с воплями по дому, обливаясь потом.

Нужно стараться во что бы то ни стало быть на ногах раньше, чем японец проснется, прежде, чем мы услышим его неотвратимое приближение, до того, как он распахнет дверь в спальню, вскочит с разбега на постель и обрушит со всей силы удары, не разбирая, приходятся ли они по матрасу или по живым существам, каковые представляем собой я и моя жена. Потом японец завтракает, неизменно рассыпая корнфлекс не только на стол, но и на пол, опрокидывая чашку с молоком и невозмутимо топчась через минуту-другую в молочной луже.

После еды пальцы у японца всегда в разноцветной грязи, палитра которой странным образом не имеет ничего общего с цветом того или иного из съеденных блюд.

В субботу и воскресенье нам не остается ничего другого, кроме как заниматься с утра до вечера японцем. Мы стараемся дать ему возможность часами смотреть мультики, но это не спасает: субботние и воскресные дни в обществе японца тянутся так долго, что кажется, будто им не будет конца. Как правило, эти дни не обходятся для нас без некоторых увечий, не говоря уже о том, что нервы часто не выдерживают и мы с женой ссоримся из-за японца, настаивая каждый на своем праве куда-нибудь улизнуть в конце недели (хотя бы на уикенд). У моей дочки японец вызывает самые настоящие приступы истерии, и она нередко бросается на него с кулаками, так что нам приходится загораживать его собой, думая при этом, что мы были бы рады, если бы кто-нибудь хорошенько его поколотил. Когда дочке удается преодолеть живую преграду, японец, чувствуя, что дело плохо, становится в боевую стойку и с криком «Кия!» идет в контрнаступление, нанося ей один за другим болезненные удары, и она заливается горючими слезами, а японец говорит, что он не виноват, что она начала первая. И нельзя сказать, что он не прав.

В конце концов мы все трое прощаем японца, чтобы не озлоблять его лишними упреками. По субботам и воскресеньям мы стараемся занять японца, водя его в парк, где ему доступна уйма развлечений: он может, пренебрегая опасностью, лазать, пока не надоест, по деревьям, карабкаясь с ветки на ветку, с бешеной скоростью бегать вверх-вниз по крутой деревянной горке, может ни с того ни с сего давать кулаком под дых кому-то из сверстников, скидывать малышей с качелей, чтобы тут же броситься наутек, может давить улиток и все это время обливаться темно-коричневым или черным потом.

Безусловно, лучшее для нас время с тех пор, как в доме появился японец, — утро понедельника. Открыв в понедельник утром глаза, мы с женой смотрим в постели друг на друга и блаженно улыбаемся. И даже если за дверью слышится приближающийся топот японца, нам все равно. Все равно потому, что в понедельник утром происходит запуск японца на детсадовскую орбиту.

Если в остальные будние дни мы с женой изо всех сил стараемся переложить друг на друга обязанность провожать японца в сад, то в понедельник отчаянно боремся за право быть его провожатым. Что касается меня, я в таких случаях готов на любой бартер, и переговоры идут весело благодаря неизменной утренней эйфории в первый день недели, когда мы кажемся очень даже счастливой парой.

После двух дней с японцем на голове мне не терпится во что бы то ни стало самому отвезти его в детский сад. Я сажаю его на мотороллер и полным ходом мчусь к саду. В отличие от других дней, когда я считаю нужным отвести его внутрь, чтобы для собственного спокойствия передать с рук на руки воспитательнице, утром в понедельник, сытый по горло мучительными выходными, я делаю то, что может показаться ужасным лишь человеку, не представляющему себе, что значит провести два дня с японцем: подъезжая к детскому саду, заранее сбрасываю скорость и, остановившись у ворот на секунду, которой достаточно, чтобы опустить ноги на землю, хватаю японца и вталкиваю во двор. Воспитательницы успели к этому привыкнуть и ждут меня, чтобы принять его раньше, чем он упадет, споткнувшись (на всякий случай я не снимаю с него шлема).

После этого я даю газ и устремляюсь навстречу жизни, работе, любому делу, к которому японец не имеет ни малейшего касательства.

Дома, стараясь отвлечься от мыслей о японце, я любуюсь дочкой. Ей с трудом и не сразу удалось привыкнуть к присутствию японца, но в любом случае, по-моему, она переносит его присутствие более стойко, нежели мы. Она терпеливее нас, и если он ее раздражает, не только не канючит, но, умея постоять за себя, сама выясняет отношения с ним. Нас она ни в чем не винит. Честно говоря, иногда своими выходками японец даже забавляет ее. Часто я думаю, глядя на нее, что был бы рад, если бы она была похожа на меня, но поскольку не уверен, что это так, мне кажется, что я охотно бы согласился быть похожим на нее в том, как трезво она смотрит на мир, как уверенно чувствует себя в жизни. Мне нравится наблюдать за ней, смотреть на нее, когда она разговаривает с другими. То, как она двигается, как говорит по телефону, как рассуждает, как заступается за слабых, не оставляет меня равнодушным. Я люблю ее безмерно, мне очень хорошо с ней. Думаю, что она — мой самый любимый в мире человек.