Минная гавань - [85]

«Достукался…» — обреченно думал Аркадий и подбирал для себя такой эпитет, который вслух никогда бы не произнес. Непременно хотелось накричать на моряков, влепить Кошкареву три наряда вне очереди. Но Аркадий смолчал. И от такой неопределенности морякам стало неловко. Лешенко еще больше начал покрикивать на Кошкарева, требуя то гайки на трубопроводах покрепче обжать, то не разбрасывать «где попало» инструмент. Стогов тоже постоянно косился на первогодка, как бы выискивая повод придраться к нему. Кошкарев выглядел беззащитным и подавленным. Он послушно делал все, что ему приказывали, и, казалось, не понимал, отчего так неразговорчив и мрачен лейтенант, криклив и рассержен старшина, задирист и груб Стогов. «Ну, виноват, — страдальчески говорили его печальные, повлажневшие глаза, — я и не оправдываюсь — наказывайте». Он с надеждой посматривал то на лейтенанта, то на старшину и ни в ком из них не находил снисхождения. Их занимало что-то другое, совсем отличное от того, о чем в эту минуту думал Кошкарев.

Наконец Лешенко не выдержал, подошел к Заварову.

— Да, товарищ лейтенант, — сказал убежденно и весело, словно дело касалось сущих пустяков, — механизмы в полном порядке. Торпедой хоть сейчас можно стрелять: дистанцию пройдет как надо.

— Вы так полагаете? — спросил Заваров, усмехаясь.

— Не только я — все мы, — настаивал старшина. И в поддержку его слов Стогов согласно кивал, растягивая большой рот в улыбке.

— Перестаньте, — раздраженно сказал Аркадий, оторвавшись от горловины и сматывая на локоть кабель переноски, — раньше-то где вы все были?

В душе Заварова шевельнулась слабая надежда, что о случившемся никто ничего не узнает, стоит лишь ему об этом промолчать. Давление воздуха, накачанного в баллоны сверх нормы, уже не казалось настолько угрожающим, чтобы из-за него поднимать шум.

«Недоразумение если и было, то в рабочем порядке, — стал уговаривать себя Аркадий. — И потом, для пользы дела я имею полное право поступать так, как нахожу нужным. Моряки поняли, в чем тут причина, и теперь они с Кошкарева глаз не спустят. А то пойдет разная канитель…»

— Будем считать, нам повезло, — сказал Аркадий и, посмотрев на часы, с облегчением добавил: — Занятия окончены. Ступайте на приборку…

Экипаж подводной лодки был размещен в кубриках плавказармы, расположенных на нижней палубе. Каюты офицеров находились в надстройке. Перед тем как пойти в кают-компанию обедать, Аркадий спустился по трапу в помещение своей команды, чтобы проверить малую приборку. Об этом его попросил Кирдин.

Когда Аркадий вошел в кубрик, матросы уже сидели за столами, перебрасываясь короткими фразами, и по-флотски проворно, точно боясь, что вот-вот прозвучит сигнал тревоги, орудовали ложками. Пахло мясным рассольником и селедкой, которая крупными кусками была наложена в общую миску.

Палуба оказалась чисто прибранной, бушлаты на вешалке заправлены, в рундучках — полный порядок. Аркадий с деловым видом заглянул в хозяйственный уголок, но и там придраться было не к чему. Для верности он спросил дежурного:

— Как в команде, все в норме?

— Претензий никаких нет, — отвечал дежурный.

«Так уж никаких?» — подумал Заваров. На мгновение встретился взглядом с Игнатом Лешенко. И хотя взор старшины ровным счетом ничего не выражал, Аркадию он показался вопрошающим, ожидающим чего-то. И если еще вчера Аркадий случайному взгляду не придал бы никакого значения, то теперь в нем была тайна, предполагавшая верность, но отрицавшая искренность в их отношениях.

«Зачем же я себя-то обманываю, — подумал он, — ведь чепе случилось… И никуда от этого не денешься».

Отчего-то представилась самодовольная физиономия Буткова с ехидно-торжествующим выражением, которое непременно проскользнет на ней, как только всем станет известно о происшествии в торпедной мастерской. Отмахнувшись от неприятных мыслей, как от наваждения, Аркадий решительно направился к трапу, ведущему на верхнюю палубу.

Кают-компания, куда он вошел, представляла собой просторный салон, отделанный красным деревом и вставными зеркалами. Но подволок был невысоким, так что люди едва не касались головой верхних плафонов. Длинные столы, застланные накрахмаленными, ниспадавшими до самого пола скатертями и тесно заставленные обеденными приборами, выстроились вдоль стен. Вестовые в белых форменках навыпуск бесшумно передвигались по мягкому ковру, разнося тарелки с супом и графины с клюквенной водой и квасом. Разговаривать было принято только вполголоса.

Доктор Вишняков, оттопырив мизинец, держал вилку с такой ресторанной непринужденностью, словно только и дел у него было, что напоказ ковырять фаршированный перец. Полное белое лицо его с насмешливыми глазками и маленькими, постоянно шевелящимися губками было все в движении — он как бы подкреплял каждое произнесенное слово соответствующей мимикой.

— И не убеждай меня, — говорил он механику Горину, — если нет приличной практики, ни о какой диссертации, даже мечтать не приходится. В академии на последнем курсе я восемнадцать аппендиксов удалил, а на лодке за три года, пардон, хоть бы у какой кошки хвост отрезать. Только и заботы, что прыщи да царапины зеленкой мазать.