Минная гавань - [25]
Они уселись на сухом мягком мху возле ямы. Ледорубов достал сигареты. Закурили.
— Знаешь, о чем я думаю? — Семен, глядя на море, мечтательно улыбнулся. — Как выйду на пенсию, непременно приеду на этот остров жить. Вот на этом самом месте поставлю добротную бревенчатую пятистенку…
— А сможешь? — усомнился Захар.
— Как-нибудь вместе с братьями осилим. — Пугачев упрямо тряхнул головой. — Они у меня оба мастера́ на все руки — что печники, что плотники…
— Ты это серьезно?
— А почему бы и нет? — размечтался Семен. — Ты только представь… Рано утречком встаю, а в окошко море глядит. Где-то на задворках кричит петух, куры кудахчут. Мы с Ириной уже старенькие, весь день — в трудах праведных. Она по хозяйству хлопочет, я пишу мемуары, а в сумерки вместе садимся на террасе пить чай. На столе шумит самовар, в море синим-синё, и где-то далеко горят огни кораблей, которые проходят мимо нашего острова. Кирюшка наш, разумеется, будет к тому времени служить на флоте. Мы же станем, как полагается, ждать от сынка писем да считать денечки, оставшиеся до его очередного отпуска. И не нужно нам ни большого города, ни шумной жизни… Как находишь, а?..
— Скучновато вам будет, — отозвался Захар. — Единственный поселок и тот за два километра отсюда.
— Это ничего, — продолжал Семей в такой убежденностью, будто и впрямь собирался построить здесь дом. — Уж больно место подходящее. Даже яму под фундамент рыть не надо.
— Нет, совсем неподходящее, — возразил Захар, оглядывая местность и чему-то ухмыляясь.
— Ты никогда не любил мечтать. — Семен с сожалением покачал головой. — Рационализм без фантазии мозги сушит.
— Может быть, — бесстрастно согласился Ледорубов, — но есть вещи, которые вызывают во мне весьма неприятные ассоциации. Лично я не стал бы жить именно там, где мог бы лежать под фанерным обелиском…
— Ты мне об этом ничего не говорил…
— Возможно. Просто вспоминать не хотелось. А случай, собственно, вот какой… На этом самом острове довелось мне побывать первый раз еще лет пятнадцати от роду. Как помнишь, тогда учился я в нахимовском. Веселое, беззаботное время… Романтика, мечты… После девятого класса направили всех нас на летнюю практику. Распределили по кораблям. Я попал на сторожевой катер. Как-то раз возвращались мы с дозора в свою базу. Разыгрался шторм. Кэп решил переждать его вот на этом острове. Ошвартовались у пирса и пошли всей командой на береговой пост, где собирались после ужина показывать кино. А дело было где-то после войны. Вдоль всей дороги тянулась колючая проволока. За ней по всему склону — окопы, блиндажи. Я же парень себе на уме был. Как же так, думаю, пройти мимо и ничего не обследовать?.. Потихоньку отстал от команды и — шасть под проволоку. Вижу — передо мной какой-то бревенчатый блиндаж. Вошел. Через широкую амбразуру открывался отличный обзор по всему склону. Я на море полюбовался и слышу — боцман зовет меня. Пора отчаливать. И тут на столе, что в углу стоял, заметил маленький браунинг. От радости я чуть не подпрыгнул. Хотел было к нему руку протянуть, а боцман сзади хвать меня за воротник. Дал такого пинка, что я пулей в дверь вылетел. Мне это показалось обидно. Потер ушибленное место и вернулся, чтобы перед боцманом «права качать». Вижу, стоит он на четвереньках и, чуть дыша, привязывает к браунингу бечевку. Догадался я, в чем тут дело… Потом спрятались мы в окопчике. Боцман дернул за конец бечевки, и дрогнула под нами земля. «Понял, что с тобой могло быть?» — спрашивает меня боцман. «Понял», — отвечаю. «Толковый парень», — похвалил боцман и… дал мне наряд вне очереди.
— Пожадничал боцман, — сказал Захар. — Я бы тебе пяти нарядов за это не пожалел. А все равно, Семенище, место неподходящее. Построишь здесь дом — я и в гости к тебе не приеду.
— Вот чудак! Сколько уж лет прошло, а ты все переживаешь. Ну да ладно, будь по-твоему, — согласился Пугачев с таким серьезным видом, точно в его замыслах все уже было решено и оставалось лишь кое-что уточнить по существу дела. — Дом я выстрою метров за пятьдесят отсюда, но не более. Вон там, у дерева. — Семен показал в сторону огромной сосны, которая стояла немного на отшибе от других деревьев.
— Ориентир подходящий, — одобрил Ледорубов.
Пост наблюдения и связи располагался на самой высокой точке острова. Это было добротное одноэтажное строение, на крыше которого возвышалась походившая на пожарную каланчу деревянная вышка. Волейбольная площадка располагалась за домом в небольшой, укрытой от ветра лощинке. Там уже маячили фигуры людей в полосатых матросских тельняшках, приглушенно бухал кожаный мяч и слышались крики болельщиков.
Сидевшие на лавке матросы поднялись, уступая место офицерам.
Игра проходила с переменным успехом. Моряки с тральщика отчаянно сражались за каждый мяч и добились преимущества. Но потом надломились, и счет начал расти не в их пользу. Особенно усердствовал минер Савва Лещихин. Здоровенный и неуклюжий, он так яростно кидался на мяч, что дважды под общий хохот сбивал с ног своих же игроков.
— Бей своих, Саввушка, — подначивал дружка Олег Стыков, — чужие бояться будут!
— Важен процесс игры, а не ее результат, — краснея, отговаривался Лещихин.
Литературно-художественный морской сборник знакомит читателей с жизнью и работой моряков, с выдающимися людьми советского флота, с морскими тайнами, которые ученым удалось раскрыть.
Литературно-художественный сборник знакомит читателей с жизнью и работой моряков, с морскими тайнами, которые удалось раскрыть ученым.
Литературно-художественный морской сборник знакомит читателей с жизнью и работой моряков, с выдающимися людьми советского флота, с морскими тайнами, которые ученым удалось, а иногда и не удалось открыть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман Юрия Баранова «Позывные дальних глубин» является продолжением его ранее вышедшего произведения «Обитель подводных мореходов». Автор прослеживает судьбы современных моряков-подводников, показывая их на берегу и в море в самых неожиданных, порой драматичных ситуациях. В основе обоих романов лежит идея самоотверженного служения Отечеству, преданности Российскому Флоту и его вековым традициям.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».