Минная гавань - [118]

— Эх, Никита, — говорил в сердцах Виктор, — неужели на берегу подходящего дела не сыщется?

— Не, Витек, — отвечал Никита, — я решил пока на сверхсрочную. Через годик в училище бумаги подам. Это уж точно.

— А при заводе открыли вечерний институт, — не терял надежды Виктор. — Как раз по прежней специальности факультет есть. Да и ребята ждут в цеху.

— Ну при чем здесь ребята, Витек? — усмехнулся Никита. — Знаю, кто тебя ждет…

Виктор неизменно смущался, как только ему напоминали о девушке, которую он любил. Говорить об этом не хотелось даже с Никитой, хотя тот давно знал Наташу. Она работала на том же самом заводе.

В последних письмах Виктор вполне определенно договорился со своей девушкой, что они поженятся нынешней осенью, как только кончится срок его службы. Наташа писала, что родители не возражают и что «потихоньку» начали уже готовиться к их свадьбе. Это известие приятно удивило Виктора. Временами его охватывала затаенная радость от сознания того, что они скоро поженятся. Вот и сейчас, стоило лишь приятелю намекнуть о Наташе, Виктор смутился и замолчал.

После ужина кормовой отсек затих. По-прежнему нудно гудели за переборкой электродвигатели. Чуть вибрировал стальной корпус. Протопопов лежал на койке, разглядывая привинченную к изголовью фотографию своей девушки. «И все-таки она чем-то похожа на рафаэлевскую мадонну, — размышлял Стефан. — Эта линия губ, овал подбородка, прямой и тонкий нос… А главное — во всем послушна и доверчива, как ребенок». Вспомнив свою последнюю встречу с ней на берегу и все, что между ними было, он мечтательно вздохнул.

Память уносила его в базовый матросский клуб, где по субботам устраивались танцы и где он чувствовал себя завзятым светским львом. Казалось, вот он входит в огромный зал, небрежно раздвигая плечом танцующих, а навстречу спешит она, его Светлана… И не в силах сопротивляться воображению, Стефан блаженно закрывает глаза, наслаждаясь приятными мыслями.

Тишину отсека нарушил Канаков. Погремел в ящике гаечными ключами, громогласно, точно ему забили ноздри табаком, чихнул несколько раз и принялся тереть наждачной бумагой латунные бирки.

Стефан открыл глаза и поморщился от неприятных, раздражающих звуков, спрыгнул с койки, примял пятерней вздыбившуюся шевелюру и потянулся к своей гитаре.

— Эх, мам-моя!.. — Стефан брякнул струнами. — После ужина люди живут прекрасно. Мишель, что ты пылишь и топчешься, как лошадь на ипподроме?

— Я же вам не мешаю молиться, — ответил Мишка, откровенно намекая на «мадонну».

— Мне — нет, а моим родным старшинам ты мешаешь думать. Соображай.

— Анархист, — буркнул Виктор.

Никита погрозил Стофке кулаком.

— Захлопни кингстон и сыграй…

— Для начальства — хоть головой в унитаз. Только прикажите.

— Сделай милость…

Стефан, выставив локоть, поправил пилотку, оглянулся, примеряясь, на что бы присесть, и попятился, оттопырив зад, к скамье. Осторожно сел и с блаженной улыбкой вздохнул.

Он заиграл какой-то романс, старинный и грустный. И чем дольше играл, тем выразительней становилось его лицо, красивое и задумчивое. Теперь уже Стофка не притворялся. Виктор это понимал. И тем более показалось странным, когда Протопопов запел песню, совсем не подходящую к случаю. С непонятной жестокостью Стефан дергал струны и выговаривал слова:

А муж твой в далеком море

Ждет от тебя привета,

В далеком и трудном походе

Шепчет: где ты?..

Виктор, сунув руки в карманы, терпеливо слушал «сердечный стон» Протопопова. На какое-то мгновение показалось, что Стефан вдруг решил раскрыть перед ним свою душу. Только доверительная интонация никак не вязалась со смыслом песни.

«И что надрывается?.. Кого этот балбес удивить хочет?» — размышлял старшина, не спуская со Стофки презрительного, уничтожающего взгляда. Когда Стофка, войдя в раж, казалось, готов был зарыдать, Полувалов не выдержал:

— Неужели ты сам веришь тому, что поешь?

Стофка, точно ожидая этого вопроса, мгновенно приглушил струны ладонью. Не поворачивая головы в сторону Виктора, сказал тихо:

— Из песни, старшина, слова не выкинешь.

— А я с успехом выкинул бы всю песню.

— У меня на этот счет свой «сектор обзора».

— Хочешь сказать, пока мы в море, твоя «мадонна» с кем-то резвится?..

— Полный назад! — сжав гитару, бешено вскочил Протопопов.

— Ты фальшивишь, — сказал Виктор спокойно, — в любви или в песне.

— Ха! Отчет в письменном виде?

— Потребую — дашь. Ты не на гражданке.

— Иди ты…

— Что?.. — Виктор схватил Протопопова и так прижал к шпангоуту, что тот побелел, не в силах вырваться.

Никита тотчас подскочил к Виктору и с трудом оттянул его в сторону.

Стефан одернул робу, принужденно улыбнулся и, подобрав с палубы гитару, стал наигрывать цыганочку, как бы поддразнивая Виктора. Ему артистически удавалось принимать вид хозяина положения.

— Что, старшина, жаловаться пойдешь? — спросил он как бы невзначай.

— Нет, — вяло обронил Виктор, — так сочтемся…

Поборов себя, Полувалов толкнул крышку лаза и выбрался в соседний отсек. Здесь было по-деловому оживленно, как когда-то бывало в его родном цехе в разгар смены. Ослепительно сияли над головой матовые плафоны. Под паёлами неугомонно, будто заводские станки, гудели гребные электродвигатели. Вахтенные электрики сосредоточенно вглядывались в приборы ходовых станций, не обращая на Виктора внимания. Неслышно ступая по мягкой резиновой дорожке, проложенной для изоляции по всему отсеку, старшина подошел к бортовому щиту, где висела стенгазета «Даешь глубину». Он принялся читать собственную заметку, словно видел ее впервые.