Минин и Пожарский - [6]
ратников ополчения, кормил, снабжал их всем
необходимым.
Летописцы говорят, что он «сердца ратных
утолял и наготу их прикрывал и во всем их покоил и
сими делами воинство собрал немалое».
Нужны были деньги. Земский совет доверил
Минину взыскивать с каждого городского жителя но
одной пятой имущества, а на «нерадивых», то есть
на тех, кто не подчинялся воле совета, «страх
налагать», то есть брать налог в пользу ополчения
силой. Слух о нижегородском ополчении стал
распространяться по всей Московской земле. Отовсюду
стали прибывать ратные люди, услыхав о призыве
Минина.
В Нижний стекались из разоренных мест бедные
дворяне, посадские люди, крестьяне. Среди них
больше всего было смолян, беглецов из пограничной с
Польшей Смоленской земли. С большой охотой Ми-
нин принимал и убежавших от помещиков
крестьян с Украины.
Среди них нашлись кузнецы и мастера
литейного дела, которые и взялись ковать мечи, сабли и
всякое иное оружие. Закипела дружная, энергичная
работа. И во все вникал сам Минин, везде он
поспевал и ободрял всех ласковым смелым словом.
Одного нехватало нижегородцам — воеводы,
которому бы ополченцы доверили власть над собой.
Нижегородцы снарядили посольство к
Пожарскому, наказав послам во что бы то ни стало
добиться приезда Пожарского в Нижний.
11. Нижегородцы у Пожарского
Пожарского разбудила не отходившая от него
целый день старая мать:
— Сынок, Митрий Михалыч!
Пожарский открыл глаза, приподнялся.
— Ты все около меня, матушка! Иди, отдохни.
— Да нет, сынок!-. Народ на дворе какой-то из
Нижнего. Не разбойники ли уж? Не поймешь, что
говорят... И кто такие... Будто и ион с ними...
Пожарский быстро надел охабень, шапку и,
опираясь на посох, вышел во двор. На крыльце всей
грудью вдохнул в себя крепкий, пахнущий соснами
воздух.
С любопытством осмотрел пеструю кучку
неизвестных ему людей.
— Чего ради вам попритчилось пожаловать ко
мне?
Послы поклонились низко, до земли.
— Любезный наш воин и заступник! Видим мы,
Московское государство все возмущено, и -грады
многие опустошены, и царствующим градом, Москвою,
злодеи владеют,.. Пришли мы к тебе, пресветлый
наш Дмитрий Михайлович: не допусти погибели
государства российского. Посланы мы веем народом
нижегородским... Прими же мирской приговор
земских наших, служилых и жилецких людей...
Дворянин Ждан Болтин с поклоном подал
Пожарскому бумагу.
— Ныне мы тебе преданнейше бьем челом,
хотим видеть тебя вождем нашим, наистаршим
воеводою нижегородского ополчения.
Все опустились перед Пожарским на колени.
— Встаньте, братья! — сказал Пожарский. —
Низко кланяюсь и я вам, дорогие нижегородцы! Но
заслуживает ли такой великой чести побежденный и
раненый воин и притом же не столь родовитый и
искусный в ратном деле, как иные, более именитые
полководцы?..
— Сокол ты наш ясный! Не приказано нам уйти
от тебя без твоего согласия. Никого нам иного и не
надо!
Пожарский задумался. Потом, поклонившись,
сказал:
—Прошу в покои, дорожные люди,
отогрейтесь. Там и побеседуем. Одно знайте — не гожусь я
в воеводы. Не просите меня — не надо! И не
надейтесь на меня!
Все в глубоком тягостном молчании последовали
за хозяином внутрь дома.
Когда расселись на скамьях вдоль стен
просторной светлицы, Ждан Болтин с дрожью в голосе
снова повел речь о том, что нет более заслуженного и
верного воина на Руси, нежели он, Дмитрий
Михайлович. Только ему одному нижегородцы могут теперь
доверить жизнь свою и животы свои...
Пожарский слушал нижегородских послов со
вниманием, но согласия своего не давал. Он говорил,
что недостоин стать главой у такого великого дела.
Он высказывал удивление: за что ему такая
незаслуженная честь?! Им сделано то, что обязан
сделать каждый человек, — он защищал родное
государство.
Нижегородцы исчерпали все свое красноречие, а
Пожарский оставался по-прежнему непреклонен.
Наступила гнетущая тишина. Слышны были только
подавленные вздохи и кашель послов.
Вдруг со скамьи поднялся одетый бедно, в
сермягу, обутый в лапти Гаврилка. Он вышел на
середину светлицы, стал против Пожарского и с сердцем
бросил шапку на пол. Голосом, в котором звенели
слезы, он воскликнул:
— Митрий! Погибаем вить!.. Чего же ты?
Ополчайся!
Дальше он не мог говорить. Слезы поползли у
него но щекам. Слезы блеснули и в глазах
Пожарского. Он порывисто поднялся с своего места,
подошел к парню и крепко его обнял.
— Так ли вы тверды, как сей юноша? —спросил
он тихим, но твердым голосом.
— Так!—раздалось в ответ. Послы поднялись
и окружили Пожарского. — Чуваши, вотяки, татары
и иные народы сему делу по своей вере клятву дали,
неужто мы отступимся? Что ты! Пощади, князь!
Некоторое время длилось раздумье Пожарского.
— Да будет так!—вдруг сказал он. —
Ополчаюсь! Не пристающий вовремя к защитникам родины
бесчестен. Об одном прошу, преименитый Нижний
град... Изберите человека, коему бы у сего великого
дела хозяином быть, казну собирать и хранить... Так
я думаю: Минин Козьма наиболее достоин сего.
— Добро, батюшка, добро! Наш староста он,
выборный наш человек, — ответил, низко кланяясь,
Ждан Болтин. — Но скажи же нам, отец родной,
что передать от тебя народу-то?
— Острый меч решит судьбу... В ночь на
понедельник буду в Нижнем...
После отъезда нижегородских послов Дмитрий
