— Она жила на нашей улице, — пояснил я, — я ее еще школьницей знал.
— Что же ее мать так запрезирала меня? — с ненавистью спросил он.
— Не знаю, — сказал я, — уверен, что дочь ничего не говорила ей.
— Да, — согласился он, — это не похоже на нее. Видно, какие-то сплетни дошли. А сколько лет ее старшему… сыну или дочке?
Он с большим любопытством взглянул на меня. Даже с волнением.
— Этого я не знаю, — сказал я, — я потерял ее из виду гораздо раньше, чем ты.
— Впрочем, все это теперь не имеет никакого значения, — вздохнул он уже в метро, где мы собирались расстаться. Он это сказал, странно озираясь с высоты своего роста. Казалось, метро вообще создано для таких крупных людей, и он сейчас тоскливо озирается, не видя соплеменников по росту.
Сейчас он мне показался особенно огромным и особенно одиноким. Всякий крупный человек всегда кажется одиноким. Но когда он и в самом деле одинок, мы утешаем себя мыслью, что он просто кажется одиноким оттого, что крупный.
— Ты женат? — спросил я и кивнул как бы на Север.
— Кажется, нет, — сказал он и сам же расхохотался, не очень уверенно нащупывая юмористическую тропу.
Мы обнялись и пошли в разные стороны. С тех пор я его никогда не видел.
Недавно я узнал, что он там, на Севере, внезапно умер от инсульта. Думаю, что туда все еще много завозят спирта, но мимозы, это уж точно, теперь туда никто не завезет. Да и какие мимозы сейчас в несчастной Абхазии!
