Мимолетное виденье - [3]

— Ах, вы здесь? — За мной наблюдала полная Астрида, словно невзначай входя в комнату. — Маэстро просит написать свой отзыв в книгу гостей, здесь, на рояле.

— О, я пока только смотрю!

— Он видный живописец, — продолжала Астрида. — Окончил Академию художеств, учился у самого Пурвита, теперь член Союза художников, а живет в деревне.

— Почему?

— Так жизнь сложилась, — прочувствованно вздохнула Астрида. — Он ведь здешний — в Слампе родился, в Слампе школу кончал, и женился на здешней. Теперь остался один, но на жизнь не жалуется, Мы все его очень любим, наш колхоз им гордится. Вчера председатель лично вручил Почетную грамоту. Маэстро знаменит именно потому, что живет среди простых людей…

— А вот и нет! — между нами, как из-под земли, выросла некая пожилая женщина и проскандировала: Юстина виновата, Юстииа его погубила. Феликс жил в Риге, мог бы прославиться, даже и на весь мир, а та его в деревенскую недвижимость. Теперь на старости лет, «маэстро, маэстро» — как петрушку, каждый может дергать кому не лень, тьфу!

— Это уж вы зря, мамаша Калве! — старалась спасти ситуацию Астрида. — Художних Куммариньш у нас самый уважаемый человек. А уж картины — вон и режиссер любуется, верно?

К счастью, вошла Катрина и с непосредственностью подростка повисла на моем локте.

— Кто эта бойкая гражданка, что сейчас унеслась на кухню?

— Моя бабушка, — просто ответила Катрина.

— И кем же она доводится художнику?

— Она кузина маэстро Куммариньша.

— Ясно! — сказал я и, обернувшись к Астриде, продолжал: — Придется заснять все картины на пленку, может быть, покажем по телевидению…

— Обязательно надо бы. Маэстро — очень хороший человек, ему надо помочь. — Это Астрида.

— А позвольте спросить, кем ему доводитесь вы?

— Я? Я никем. Я колхозный зоотехник.

— А кто вы Куммариньшу? — не отставал я.

— Никто. Просто я здесь живу.

— Мы все здесь живем, — пришла Астриде на помощь Катрина.

— Прошу! — сказал я, взяв девушку за талию. Мы закружились в танце. Раскачивались, вальсировали, делали довольно слаженные па, насколько позволяло маленькое помещение. А когда танцующих собралось больше, мы спокойно ритмили на месте, держась друг за друга, и вполголоса беседовали:

— Как странно, Катрина! Я знаком с вами всего несколько часов, а кажется, будто мы друзья целую вечность.

— Мне тоже так кажется, — и девушка открыто взглянула на меня, прямо в глаза.

— Как тонко умеет время создавать иллюзию? Верно?

Я сейчас казался себе молодым, каким был лет тридцать назад, когда пошел навстречу первой любви. Когда-то, на том давнишнем деревенском балу, я также смотрел на свою избранницу, а все вокруг кружилось каруселью. Девушка моей мечты была точно как эта Катрина; или жизнь моя начиналась сначала? Я крепко держал партнершу за талию, касаясь ее плеч, чтобы убедиться, что происходящее — явь.

— Светло — все видят! — предупредила меня Катрина.

— «Бачуми, бамбино!» — воскликиул кто-то, протанцевав мимо, — это оказалась рыжая бородка.

Светлота в помещении была относительная, день за окнами угасал. На веранде затеплили свечи, Катринина бабушка зажгла на кухне прозаическую электрическую лампочку.

— Простите меня, Катрин! Может быть, это действительно неприлично, что я танцую только с вами, но я сейчас иначе не могу. Я намеренно снял очки, чтобы неясно видеть, чтобы только вас чувствовать вблизи себя. У меня когда-то в юности была такая же девушка, но мы не поженились — жизнь увела каждого в свою сторону. И теперь вы мучительно напоминаете мне давнишние времена. И хочется верить, бывают такие неизменные, неувядающие вечные девушки — ведь находим мы каждую весну на лугу те же цветы, что и в прошлом, и в позапрошлом году, не думая о том, что это уже совсем другие. Мы словно встречаем одну и ту же пару скворцов, того же соловья слушаем, а теперь я танцую с той самой девушкой, которую встретил много лет назад. Поэтому не удивляйтесь, что я уже влюблен в вас и знакомства вовсе не требуется. Я только не пойму, как меня занесло сюда, в чужой дом: случайно или с ведома судьбы? По собственной воле я не стал бы вас искать, потому что мы живем в своих строгих рамках, определяем сами ритм собственных обязанностей, и только из ряда вон выходящее способно все сломать. Но такому умопомрачению однажды суждено прийти — оно копилось в тяжести и трещинах непредвиденного обвала… И теперь я рушусь, как старый, отбитый карниз, и падаю снова на тротуар, где когда-то, в давние времена, уже побывал в виде кирпича и податливого цементного раствора… Я опять молод и поражаюсь, как все знакомо. Но, может быть, меня оживило именно незнакомое? Нет, и Куммариньш мне кажется старинным знакомым, которого я только по несобранности до сих пор не посетил. Вы понимаете меня, Катрина? Вас не отпугивает моя меланхолия?

— Вы очень любили свою давнишнюю девушку?

— Да, Катрин, очень.

Потом мы долго вообще не говорили, только раскачивались в ритме танца, пока хлопки сзади не заставили остановиться: Астрида выражала желание танцевать со мной.

— Маэстро интересуется вами.

— Неужели? То есть — он приободрился?

— Нет, он всегда такой, но все понимает.

— Хорошо. Кончится танец, пойдем поговорим.