Мимо течет Дунай - [66]

— А не будет ли лучше, коллега, если мы вместе посмотрим дело?

— Вы так считаете?..

— Мне кажется, мы не вправо отмахнуться от этой жалобы.

— Конечно, — сказал Будил и выпрямился. Не с того конца начали, господа! — торжествующе подумал он. Дело Койтера и сообщников лежало в его портфеле.

— С вашего разрешения, я бы зашел к вам ненадолго.

— Пожалуйста. — Будил сделал широкий жест рукой.

У двери кабинета произошла небольшая заминка. Каждый хотел пропустить другого вперед, в конце концов они одновременно схватились за дверную ручку и столкнулись локтями. Будил довольно потирал руки, входя в комнату вслед за гостем. Слава богу, секретарши на месте не было.

— Я как раз занимаюсь этим делом, — поспешно сказал Будил, прошел вперед и склонился над столом, чтобы взять портфель. При этом он внимательно следил за незнакомцем, который бросал вокруг себя быстрые взгляды.

Все это только предлог, мелькнуло у Будила. Меня подлавливают. Сейчас он спросит о деле Мрацек.

Дрожащей рукой Будил вытащил бумаги из портфеля и положил их на стол. Отступил в сторону.

— Прошу вас, — покорно произнес он.

Опершись на левую руку, незнакомец склонился над бумагами. У него были широкие холеные ногти. Запахло дорогим мылом.

— Так, так, — бормотал он. Открыл полицейский рапорт, пробежал глазами первые две страницы. Будил стоял рядом, судорожно сцепив руки и непрерывно шевеля пальцами.

Не поднимая глаз, незнакомец сказал:

— Насколько я могу судить, Лео Хоймерле действительно не принимал участия в преступлении. По крайней мере именно это явствует из полицейского рапорта. — Тут он впервые взглянул на Будила. У него были маленькие водянистые глазки. — Возможно, у вас сложилось другое мнение в ходе допроса?

Он даже не подумал прочесть рапорт, мелькнуло у Будила. Все, что он говорит, ни на чем не основано.

— У меня действительно сложилось другое мнение, — сказал он громко.

— Разрешите посмотреть протокол?

— Здесь вы найдете все, — дотронувшись до бумаг, сказал Будил.

Незнакомец вновь углубился в чтение. А Будил судорожно пытался вспомнить обстоятельства дела Койтера. Он смотрел на холеные ногти незнакомца, вдыхал аромат дорогого мыла и не мог ничего вспомнить.

— Лео Хоймерле, о котором идет речь, я допрашивал лишь однажды, да и то поверхностно, — вдруг произнес он. — Поэтому пока я исхожу из показаний главного обвиняемого, Вильгельма Койтера. Суть в том, что все это время я одновременно занимался другим — делом об убийстве.

— Ах вот как, об убийстве?

— Да, — ответил Будил и испугался собственной храбрости. — Я веду дело Мрацек.

— Она детоубийца, если не ошибаюсь?

— Да, детоубийца.

— Но, коллега, дело Койтера куда важнее, ведь это чудовищное преступление — грабеж, осквернение трупа, кража, обман, подлог, — тут поработали опытные злоумышленники.

— Я в первую очередь занялся убийством, — коротко ответил Будил.

— Не хочу навязывать вам свое мнение. Но считаю нужным напомнить, что дело Койтера находится у вас уже три недели.

— Обвиняемого Хоймерле я допрошу сегодня же, — сказал Будил.

— Как, вы его еще не допрашивали?

— Сегодня же.

— Значит, вы до сих пор этого не сделали?

— Нет.

— Вы обязаны сразу же допрашивать обвиняемых, коллега!

— Я всего лишь человек, — только и смог вымолвить Будил.

Наступило молчание. Будил стоял, вперив взгляд в незнакомца, который рассматривал свои руки, теребящие папку с делом. Потом, как бы сделав над собой усилие, он поднял глаза на Будила.

— Мы должны удовлетворить жалобу, — сказал он.

— Вы считаете?

— Да. Доктор Хоймерле вправе жаловаться, ибо за целых двадцать дней следствие ограничилось только одним допросом.

Его розовое лицо вновь приняло дружелюбное выражение, оно улыбалось. Улыбкой палача.

Едва незнакомец вышел, Будил принялся быстро ходить взад и вперед по комнате, от двери к окну, от окна к двери. Снова к нему придираются, уже в какой раз за двадцать шесть лет службы. Этих господ не устраивает его добросовестность. На сей раз они принялись за него уже через два месяца — да с каким коварством! Он, видите, не допросил арестованного! Разве их интересует, сколько долгих ночей он провел над показаниями Вильгельма Койтера? Словно одержимый, он без конца перечитывал полицейский рапорт, протоколы допросов главного обвиняемого. Действительно, речь шла об изощренных, опытных преступниках. Разве тут поспешишь!

Будил еще раз перелистал полицейский рапорт. Обвиняемый Хоймерле… Постой, постой! Не участвовал в преступлении, говорите вы? «…обвиняемые Койтер, Марек Франц, Марек Вальтер, Хоймерле и впоследствии скончавшийся Фишер на грузовике, который вел Фишер и который был украден братьями Марек у их прежнего хозяина, кровельщика Хоффтшгера Леопольда, подъехали к складу…»

«Койтер, Марек, Марек, Хоймерле и Фишер». Так, значит, молодой господни Хоймерле не участвовал в преступлении?

Будил схватил телефонную трубку, дрожащей рукой набрал номер тюремной инспекции. Энергично потребовал немедленно доставить на допрос подследственного Лео Хоймерле. Его попросили подождать, а затем сообщили, что подследственный Лео Хоймерле только что освобожден из-под стражи.

Западня. Его хотят взять за горло. А ведь он прав, прав не формально, а по существу. На это и нужно будет ссылаться. Что же касается Мрацек, то она виновата, хотя и не сознается пока, еще не прижата к стенке неопровержимыми доказательствами. Все дела, хранящиеся в тумбочке, — это трагедии, трагедии и смертные приговоры. Там все виновны: хотя и не все сразу сознавались, всех удалось прижать к стенке. Можно действовать. Нужно только прибавить три, четыре строки к каждому делу, а потом готовые, подписанные, опечатанные дела — к прокурору. Что же касается Койтера — завтра же он допросит братьев Марек, выявит их соучастие и передаст дело прокурору, ведь вина главного обвиняемого уже доказана. Он метался по кабинету, обдумывая план сражения за себя. Он не заметил, что время идти в ресторан. А когда после обеда вернулась секретарша, он отослал ее, чтобы она не мешала думать. Где ему было знать, что в это время дисциплинарная комиссия уже обсуждала его работу.