Мимикрия жизни - [9]

Лечащий врач моей потерпевшей сообщил мне, что ранение у нее не опасное и разрешил поговорить с ней.

Вальева отвечала на мои вопросы отрывисто и с раздражением. Она явно нервничала и не скрывала этого. Часто закатывала глаза, то ли возмущаясь моими вопросами, то ли от физической боли как следствие ранения. Ее состояние – и физическое, и психологическое – было мне понятно, но я обязана была ее допросить, и не собиралась от этого отступать, так что пусть продолжает закатывать глаза, возмущаясь моим бессердечием.

Вместе с тем она натолкнула меня на личный, весьма нелицеприятный вопрос: отсутствие сочувствия в такой ситуации – это черта моей личности или издержки профессии?

Вальева рассказала все, что мне уже было известно, но некоторые детали я должна была уточнить.

– Катя, скажите, вы с Валерой собирались развестись или все-таки расставание было временным?

– Какое это имеет отношение к делу? – ответила она зло. – Он убил моих родителей, ранил меня, хотел убить дочь, мне с трудом удалось убежать, а Вы… Вы копаетесь в нашей личной жизни…

– Мне надо это знать, чтобы понять мотивы его поступков. У вас был разговор о разводе?

– Да, был.

– Когда он состоялся?

– В тот же день, около пяти часов вечера, я забирала дочь из детского сада, а он проезжал мимо, остановился, подошел к нам, дочери шоколадку купил, а у меня стал допытываться, когда я вернусь к нему. Я ответила, что не скоро и даже более того – хочу с ним официально развестись. Тут он вспылил, громко стукнул дверцей машины, сильно схватил меня за руку и стал угрожать, что если я сделаю это, то он убьет и меня и себя. Кричал, что ему терять нечего, и что, если я не буду с ним, то и ни с кем другим не буду.

– Другим? – уточнила я – Вы собирались уйти от него или уйти к другому мужчине?

– Да какая разница, – опять раздраженно заговорила Катя, – не все ли равно, от него или к другому. Главное, что я с ним жить не хотела.

– Вас не испугала его угроза?

– Нет, ничуть. Я была уверена, что он никогда не решится на такое. Он вспыльчивый, но, чтобы убить!.. Ведь он так был влюблен в меня! Нет, я не поверила ему и потому не испугалась.

– Вы сказали, что Валерий покушался и на жизнь вашей дочери. Он, что угрожал ей? Вообще, как он относился к дочери?

– Хорошо относился… Не очень любил играть с ней, что правда – то правда, но и не отмахивался, если она к нему приставала со своими детскими забавами. А в тот вечер он как-то сам на себя не был похож, поэтому я испугалась не только за себя, но и за дочь.

Итак, этот допрос мне ничего нового не дал. Но одно я поняла точно – существует (точнее, существовал) любовный треугольник: Вальев – Вальева – и мужчина, к которому муж ревновал Вальеву. Возможно, именно эта третья фигура так раздосадовала Валерия, что он решился на преступление. Кто же этот третий? Я надеялась, что его не трудно будет установить. Любовные страсти в нашем городке скрыть довольно сложно.

Выйдя из больницы и перебирая в уме всех фигурантов по делу и примеряя их на роль любовника Вальевой, я лбом уткнулась в неувядающий стан своей старой знакомой, а ныне – начальника паспортного стола Демидовой Маргариты. Она радостно мне улыбалась и эта радость была так заразительна, что я в ответ также расплылась в улыбке. И улыбка была отнюдь не вымученной, а искренней. Я любила Марго и наши разговоры с ней. Да, Марго. Она признавала свое имя только в таком сокращении. И, Боже упаси, назвать ее Ритой! Это имя она считала плебейским, а себя, надо признаться, она ценила высоко, несмотря на свое пролетарское происхождение, о котором я, желая уколоть ее, очень часто ей напоминала, но Марго в ответ не злилась, а лишь замечала, что видимо в ее красной крови течет какая-то струйка крови голубой, которая досталась ей в наследство не без греха какой-нибудь прабабки, а иначе как объяснить аристократизм ее натуры?

– Анюта, ты часом не заболела? Чего в рабочее время по больницам шатаешься? – с энтузиазмом начала подруга.

– Я-то как раз на службе, потерпевших допрашиваю. А вот ты здесь как оказалась?

– Это Вальеву, небось, допрашивала, – пропустив мой вопрос мимо ушей, высказала верное предположение моя приятельница.

Я покачала головой и развела руками:

– Послушай, ты ведь не в розыске работаешь, а – в паспортном. Откуда же тебе известно, кто, где, когда и что?

– Во-первых, городок у нас маленький, поэтому многие про многих многое знают; во-вторых, чтобы знать о совершенных в городе преступлениях не обязательно работать в розыске, а достаточно иногда читать сводку, ну, а в-третьих,…сейчас время обеденного перерыва, может, посидим где-нибудь?

– Ну и переходы у тебя, – ответила я, мысленно восхищаясь ее разумности, которая прямо пропорциональна ее умению находить выход из любого положения и, более того, еще и извлекать из него выгоду.

Я согласилась пообедать, потому что была голодна, а также потому, что этот обед предвещал приятную беседу с Марго. Она была отменной рассказчицей, а работа в милиции подбрасывала ей такие сюжеты, которые она иллюстрировала соответствующими эпитетами и так артистично, в лицах, с определенной долей экспрессии изображала, что с ней никогда не было скучно, а после расставания надолго сохранялось веселое настроение.