Мимикрия жизни - [33]

– Сколько с тобой работаю, а не подозревал об этой твоей слабости… – продолжал удивляться Виталий. – Послушай, а как же трупы на месте преступления? Ты всегда их спокойно осматриваешь, если надо – переворачиваешь, все раны, на них обнаруженные, детально описываешь… Что-то я не пойму…

– Я сама не понимаю… Но для меня место преступления – это одно, а епархия Першина – другое. Как говорят в Одессе, две большие разницы. Место преступления – это для меня место работы, а морг – здесь я наблюдатель. Со студенчества в себе этот страх перебороть не могу. Знаешь, я ведь вообще-то сильная… С первого курса, помню, чтобы никто не посмел усомниться во мне, все силу характера демонстрировала… И там, где надо было, и там, где не стоило… Да только, кто ж в том возрасте знает эту границу… Потому меня на курсе все и считали безупречно сильной, а потом вдруг в морге на практическом по судебной медицине я, единственная из всех, и на глазах у всех чуть в обморок не свалилась, пришлось срочно меня выводить на улицу и в чувство приводить! Представляешь, все выдержали, не только ребята, но и девчонки, все до единой, кроме меня… Так с тех пор и не могу ничего поделать с собой. А недавно прочла в одной книжке, что это… «неспособность заглянуть в лицо смерти». Может быть, автор прав?..

Виталий не стал комментировать ни мои, ни чужие слова, а легко привлек меня к себе и стал гладить по плечам, по спине, по волосам, приговаривая, что у каждого свои заморочки. Вот он, например, не терпит осматривать мусорные баки и ведра. Сейчас-то ладно, подчиненным поручает, а на первых порах, когда зеленым был, то самому приходилось. Так его от этого воротило так, что потом неделю отойти не мог…

С каждым его словом мне становилось легче. Что бы про него не говорили недоброжелатели, но надо отдать ему должное, он умел вовремя подставить тебе свое плечо и, не унижая, привести тебя в чувство.

Нежно отстранив меня, он спросил участливо:

– Ну, как ты? Полегче?..

Я кивнула.

– Пойдем, что ли… Першин уже, наверное, закончил, – Виталий не стал уточнять, что именно закончил делать Першин, – и заждался нас.

Я повернулась в сторону двери, которую Виталий предупредительно, уже в который раз, открыл для меня. Першин действительно терпеливо дожидался нас в своем кабинете. Слава Богу, что я могу его видеть не только за прозекторским столом! Он насмешливо смотрел в мою сторону, но открыто смеяться уже не решался. То ли жалел меня, то ли присутствие Виталия его останавливало.

– Знаю, знаю, зачем пожаловали, – предупредил он наши вопросы, – интересная вырисовывается картинка по вашему Вальеву…

– И что же там? – не выдержала я его паузы.

– А то… – опять замолчал Першин, испытывая наше любопытствующее терпение, – а то, что раневой канал у супругов Ивановых расположен справа налево, а у Вальева – слева направо, – поставил Першин жирную точку в своем заключении.

Я ошарашено молчала.

– Это что же получается, – первым пришел в себя Виталий, – Ивановых убил один человек – правша, а Вальева – другой, и этот другой – левша… Кстати, сам Вальев не левша? – Виталий вопросительно посмотрел на меня.

– Не знаю… – на допросах я не искала ответ на этот вопрос. Вместе с тем, какое-то легкое воспоминание мелькнуло в моем онемевшем мозгу, но я не смогла ухватиться за него.

– А не могло быть так, – обратилась я к Виталию и Першину со своим предположением, наконец, придя в себя от полученной информации, – что Вальев одинаково хорошо владел и правой и левой рукой. Ну, в плане оружия, хорошо стрелял и так, и этак. Сначала Ивановых застрелил правой рукой, а потом себя – левой.

На меня смотрели снисходительно, поэтому я решила оправдаться:

– Ведь есть же такие универсальные специалисты!.. В футболе, говорят, Блохин одинаково хорошо бил по мячу и правой и левой ногой, – на меня посмотрели еще более снисходительно.

– Во-первых, у нас не футбол, – парировал мне Виталий, – во-вторых, по поводу специалистов. Безусловно, такие есть, но это профессионалы, и они служат или хотя бы ранее служили в соответствующих структурах. Наш Вальев таковым не является.

– Но приличные навыки стрельбы из оружия он ведь мог получить, не будучи сотрудником спецназа. Сейчас для этого достаточно возможностей, – продолжала не соглашаться я.

– Как правило, навыки стрельбы из оружия приобретаются в армии, – уговаривал меня Виталий, – а наш убиенный во время, когда его сверстники получали такие навыки, исполнял совсем иную обязанность. Сидел, – уточнил Виталий.

– Он мог научиться стрелять до того, как отбыл в места не столь отдаленные, а потом, после отсидки, на воле мог совершенствоваться в стрельбе, например, в тире, – предположила я не совсем уверенно.

– Не смеши, Анюта, – вмешался Першин, – не мое, конечно, дело отбирать у вас хлеб и версии строить, но если, по-вашему, один и тот же человек это все совершил, то он должен быть действительно спецом! А ваш Вальев, кто? Спецназовец? Киллер? Бандит-профессионал?

– Следовательно, либо наш Вальев был таким умельцем, но ловко скрывал свои таланты, в чем я лично очень сомневаюсь, – делал вывод Виталий, подхватывая рассуждения Першина, – либо… должен быть кто-то еще. Левша, который застрелил Вальева, при условии, что Вальев, будучи правшой, застрелил Ивановых, потому что обратная диспозиция бессмысленна: некий господин «икс», как правша, убивает Ивановых, а Вальев – левша – стреляет в себя. Чушь какая-то!..