Мимикрия жизни - [19]

Однако я понимала, что мне лучше уйти и, наскоро попрощавшись с обоими – Земцовым и Виталием – поблагодарив последнего за чудесный кофе, я разве что не бегом удалилась из кабинета Виталия и только за дверью смогла перевести дух. Да, дипломатические реверансы иногда даются тяжелее, чем правдивая жесткая поступь.

6

Я проснулась не от привычного звонка будильника, самостоятельно и, на удивленье, легко. Полагая, что еще рано, продолжала валяться в постели, постепенно переходя из дремы в полудрему, и, наконец, в состояние легкого бодрствования, но глаза при этом открывать не хотелось.

Весеннее утро было мягким, но слегка прохладным. Скупые солнечные лучики с трудом продирались сквозь закрытые жалюзи, зато для птичьего пения не существовало никаких преград. Голоса птиц перекликались между собой, как будто те вели светскую беседу, проникали в открытые форточки домов, разливались над полусонным царством домашних; щебет птиц с проворством ветра уносил шлейф утренних снов куда-то вдаль и с нежной настойчивостью убеждал: «Утро!.. Утро!.. Весна!.. Весна!..». Странно, что летом по утрам я почти не слышу птичьего пения. Зато в первые весенние дни мой слух после зимнего затишья обостряется и улавливает все новые звуки другого времени года, ну а затем, видимо, слух опять притупляется и то, что изначально казалось чудом, становится понятным и привычным, а потому – незаметным. Помню, как моя племянница, когда мы с ней впервые оказались в Ялте, без устали вертела головой, оглядывая восхищенным взглядом окружающую природу – море, горы, пальмы… – и, не переставая, вопрошала у водителя такси, как они, местные жители, могут жить в такой сказочной красоте и не восхищаться ею поминутно?..

Я продолжала нежиться на грани сна и яви, ожидая трели будильника, когда в мой просыпающийся мозг прокралась подозрительная мысль, что уж что-то очень долго молчит будильник… С большой неохотой я приоткрыла глаза и заставила себя посмотреть на часы. Холод иголкой кольнул мою душу… О, ужас! Часы стояли! Схватив свои наручные часики, я увидела время и поняла, что проспала. Господи! Почему же с работы никто не звонит? Никто не заметил, что следователя нет на месте?

Я лихорадочно одевалась, умывалась, собираясь на работу в непривычной спешке, как вдруг меня осенило: я ведь не опаздываю! Я уже опоздала! Значит, нечего будоражить тело и душу. Теперь «минута плюс – минута минус» ничего не изменят, а моя спешка время вспять не повернет. Я перешла на размеренную поступь и даже мелькнула мысль: «Не сварить ли кофе?». Но моя совесть, хоть и усыпленная на время доводами рассудка, была начеку и не позволила мне затянуть опоздание. Рука, потянувшаяся было к банке с кофе, тут же опустилась и я благоразумно решила, что кофе можно выпить и на работе.

В прокуратуре меня ждал наш Пионер – Игорь Якименко. В мое отсутствие он развлекал Ольгу Васильевну рассказами из своей студенческой жизни. Увидев меня, летящей по коридору, он быстро закончил свою очередную байку и поспешил мне навстречу:

– Анна Павловна! Доброе утро! Вы в суд заходили? Наши, в милиции, сказали, что Вас у нас не было, вот я и подумал…

– Да, – ложь легко сорвалась с моих губ. Я даже не успела этому удивиться, потому что удивляться пришлось другому.

Игорь растерянно продолжил:

– Я звонил в суд…

Я всегда знала, что не имею права врать. И не потому, что это плохо, а просто потому, что моя ложь всегда открывается, и довольно быстро, как сейчас, например.

Игорь, хоть и с опозданием, но понял, что разоблачил меня. Его лицо покрылось краской раскаяния, и он стал извиняться. Вечный крест воспитанного человека: за то, что он уличил меня в дурном поступке, он же передо мной извиняется.

– Игорь, – твердо перебила я поток его извинений и произнесла наставительно, – запомните одну истину: когда нежеланное неизбежно, превратите все в шутку! А сейчас… я очень хочу кофе, – я открыла дверь своего кабинета и, взяв чайник, попросила Игоря набрать в него воды. Игорь с преданной готовностью помчался выполнять мою маленькую просьбу.

Когда кофе уже дымился в наших чашках, Игорь начал мне рассказывать о своих хождениях по друзьям и коллегам нашего самоубийцы и убийцы в одном лице – Вальева Валерия:

– О нем мало сказать, что он не привлекательная личность. Никто из мной опрошенных, даже друзья, если их таковыми можно назвать, о нем слова доброго не сказали. Только на работе отметили, что он работник неплохой – он трудился в автомастерской – руки хорошие, а вот голова дурная, с людьми груб, легко хамит, характер вздорный, вспыльчивый… В последнее время часто выпивал. Все утверждают, что это из-за жены, она от него ушла и грозилась подать на развод. Он разводиться не хотел, якобы очень любил жену, однако это не мешало ему костить ее, на чем свет стоит в присутствии посторонних. Я разговаривал с соседями Вальева по дому. Они утверждают, что он нередко на нее еще и руку поднимал…

– Да, сильная любовь, – заметила я иронично.

Игорь попытался мне возразить:

– Ну,…Анна Павловна, говорят же «бьет, значит, любит».

– Игорь, Вы в какую эпоху живете? Мы ж не в безмолвном первобытном мире, когда чувства выражали жестами. И не при феодализме, когда женщина была так зависима от мужчины, что терпела все, в том числе и побои, и чтобы как-то оправдать свое совсем не привлекательное положение придумала эту унизительную отговорку. Все-таки приятнее осознавать, что тебе причиняют боль из благородного чувства, а не потому, что… просто хотят причинить боль, одну боль. – Я посмотрела на Игоря осуждающе, – Что же Вы, солнце мое, на пороге 21 века мыслите категориями давно прошедших времен? Однако, справедливости ради, надо признать, что Вы не одиноки, но от Вас я такого крепостничества не ожидала, – закончила я свои рассуждения на менторской ноте.