Милые мордочки, лапки-царапки - [15]

— Ложись, дитя, ибо ты скоро заснешь и будешь спать, — сказал кот. — Здесь тебе будет покойно и безопасно. А я буду хранить твой сон, как я хранил твое ложе, пока ты не пришел.

И мальчик улегся на ложе из черного дерева, а кот лег рядом.

— Давным-давно, — сказал кот, — жил на земле юный бог, который был сыном великого Бога, и был он таким добрым и совершенным, что многие люди любили его беззаветно, но многие и боялись. И в конце концов — потому что каждое его слово было таким удивительным и весомым, что немногие в этом мире могли выносить груз такого чудесного знания, — люди схватили его, и избили плетьми, и убили, и юный бог умер в агонии, осмеянный теми, кого он пришел спасти. И все-таки, умирая, он их простил. Он пообещал, юный бог, что он воскреснет во плоти и вернется из царства смерти, дабы доказать, что смерть не властна над тем, кто не признает ее власти. И вот он умер, и прошел по всем кругам ада, и демоны поклонились ему, ибо любили его даже больше, чем его всеблагого Отца. А потом он воскрес во плоти, и проснулся в своей гробнице, и запечатанный вход был уже распечатан — дабы он, юный бог, беспрепятственно вышел обратно в мир и показался людям. Но он лежал, изможденный, в сумраке усыпальницы и не хотел подниматься с ложа. Он сказал: я умолял, пусть минует меня чаша смерти, но я испил эту чашу до дна. И теперь я прошу снова: избавь меня от этих последних трудов во плоти. Я устал. Я и так сделал немало.

Мальчик улыбнулся на ложе из черного дерева, и кот улыбнулся тоже — как улыбаются кошки. Потом он продолжил:

— И пока юный бог думал такие думы, случилось так, что к нему в открытую усыпальницу забрел кот. Кот не боялся — коты, они любопытные звери, — и, увидев сияние души юного бога сквозь его бренную плоть, кот запрыгнул к нему на ложе и встал, глядя ему в глаза. И глядя на милую пушистую мордочку, юный бог подумал: в мире по-прежнему есть красота. Кот дернул хвостом, и кончик хвоста легонько мазнул по губам юного бога. И бог подумал: в мире по-прежнему есть нежность. Кот пододвинулся ближе и стал вылизывать юному богу волосы, слипшиеся от грязи и крови. И бог подумал: в мире по-прежнему есть доброта. Но тут кот случайно наступил ему на горло лапой и оцарапал его когтями. И бог узнал это прикосновение и сказал вслух: «И в мире по-прежнему есть боль. Я должен вернуться». И он поднялся со смертного ложа и вышел наружу, в цветущий сад.

Мальчик улыбнулся и так — с улыбкой — и умер, спокойно и безмятежно, без боли и страха, и белый кот лежал рядом с ним на ложе.

А над пустыней разразилась гроза. Небо сделалось черным, как ночь. С вершины горы обрушился камнепад, и завалил вход в пещеру, и гора уже не была как голова великана — она стала просто горой, бесформенной, дикой и тихой.

А в воде озерца перед гробницей осталось отражение нищего мальчика — лицо как чистейшее золото, в короне из роз, у которых нет острых шипов. Но когда тьма рассеялась, отражение потускнело и растворилось, осталась только вода — чистая как слеза.

Последняя сказка была очень длинной, и рассказ занял немало времени.

Может быть, несколько дней и ночей. Может, полгода. Но когда сказка закончилась, ночь тоже закончилась — звезды закрыли сияющие глаза, а небо на востоке окрасилось алым.

— Это несправедливо, — сказала Марисет. — Ты к нам несправедлив.

— Все-таки это была добрая сказка, — сказала Аннасин. — В основном добрая.

— Но вы решили, что следует сделать с людьми из деревни? — спросил Стрела.

Марисет зевнула.

— Пусть на них обрушится небо, — сказала она.

А Аннасин сказала:

— Пусть они сгорят в огне, как сгорели мы.

И обе весело рассмеялись.

А Стрела сказал:

— Может быть, будет гораздо забавнее показать свою власть над ними и заставить их радоваться?

— Ты ненавидишь Бога? — дерзко спросила Марисет.

— Я смею его любить, — ответил Стрела и покраснел, как краснеют кошки, и это было заметно даже сквозь черную шерсть. — Согласен, что это великая дерзость.

— Значит, сказки про ваше племя — это все ложь.

— Почти все сказки — ложь.

— Странная у тебя любовь, — лукаво сказала Аннасин.

Стрела сказал:

— Молодые, они всегда так. Держатся друг за друга. Дети своих отцов…

Вы понимаете?

— Но ты же сказал, что он…

— Может быть, я рассказывал не про него, когда рассказывал про гробницу, — сказал Стрела и принялся вылизывать кончик хвоста. — Я называл его имя? Нет. Ну вот.

Они поиграли с лучами солнца в лесу. Потом наколдовали мышку, которая была ненастоящей, но бегала как настоящая, и по вкусу была совсем как настоящая, и насытила их вполне.

Потом они наколдовали ручей на камнях, напились воды и сделали так, чтобы ручья снова не стало.

Потом они спустились по склону холма к тому месту, откуда было видно деревню.

Там все было по-прежнему — как всегда. Коз доили, детей лупили. Женщины стряпали и сплетничали, мужчины сплетничали и занимались починкой того, что сломалось. Даже в домах Аннасин и Марисет из труб шел дым.

— Вот моя месть, — сказала Марисет, — пусть на них упадет дождь из синих цветов.

И на деревню обрушился дождь из синих цветов — густой, как снегопад, — цветы рассыпались по крышам и улицам, запутались в волосах у женщин.