Милосердная мисс Эва - [4]

Девочки, сморщив носики, кисло, вяло изображают рукоплескания. Эвелина и мисс Эва – это я.

«МарьИванна впервые спала в новом, ещё не обжитом доме. Было жутковато, но она кое-как уснула. Её разбудила бьющая в глаза яркая полоска света. На часах три ночи. Свет пробивался из-за двери в гостиной.

Но МарьИванна точно помнила: она выключала бра в гостиной. Даже, тянясь к выключателю, в темноте задела кресло: до сих пор коленка болит (МарьИванна дотронулась до коленки как до неопровержимого доказательства – и поморщилась).

Там, в гостиной, кто-то крадучись двигался. Половицы и ступеньки лестницы поскрипывали под лёгкими шагами.

Воры?! И телефон, как на грех, остался в гостиной: не позвонишь, не позовёшь на помощь. Но как они попали в дом, если все входные двери изнутри заперты на засовы?

Или начались какие-то мистические явления? Свет сам собой включился… Лестница скрипит… Если выбирать между мистикой и грабителями – лучше первое. ОНО добрее.

В первую минуту МарьИванна закуталась с головой в одеяло как маленькая. Сердце тарахтело швейной машинкой.

После набралась духу, подкралась к окну, выглянула. Высоко, но лучше с подвёрнутой ногой доковылять до соседей, чем ждать грабителей. Или связать две простыни – до земли хватит…

Потом сообразила («Вот балда!»), на цыпочках подбежала к двери спальни, повернула ключ. Подтащила тумбочку. Потом другую. Маловато.

Оглянулась. Судорожно поволокла к двери тяжёлое трюмо, оставляя глубокие царапины в новеньком паркете. Плевать! Вот теперь никто не проникнет в спальню. Так. Довольно оглядела массивное мебельное загромождение. Оглянулась: чем бы ещё укрепить баррикаду?

– О, весьма вам благодарна, МарьИванна. Теперь нам точно никто не помешает, – вкрадчиво, щёкотно, отдувая крашеные морковные прядки с морщинистого уха, шепнул голос из-за спины. О Боже, она сама себя заперла с чужаком!

…– Ну почему, почему вы все так боитесь смерти, – горько упрекала я МарьИванну. Всё уже было кончено, и она, успокоенная, на всё согласная, смирно лежала у моих ног. – Почему шарахаетесь от смерти, придумываете про неё страшилки. Как это глупо, недальновидно с вашей стороны! В страшном сне не представить, что было бы, если бы смерти не стало. Исчезла бы она как явление, смерть, а? – что бы было, МарьИванна?!

Вот представьте, что вы, скажем… Утка. Да, да, утка. И вас отловили и зарезали для какого-нибудь экзотического ресторана – а смерти нет. Вас обмазали глиной и сунули в раскалённые угли. Глина отвалилась вместе с перьями. А смерти нет!

Вас едят, разрывая ваше мясо на волоконца и хрустя хрупкими косточками. А смерти нет!!

Или вы, МарьИванна, живёте во времена инквизиции. Вас коптят над жаровней, кипятят в котлах… Вы зовёте смерть, умоляете придти и забрать вас – но смерти НЕТ!

Или вас заживо пожирает мерзкая болезнь. А СМЕРТИ – НЕТ!!!

Смерть несёт долгожданное упокоение. А я всего лишь скромная слуга смерти… То есть, – спохватываюсь, – не я, конечно. Это, выражаясь Тамаркиными словами, её таинственный М. так бы представился, если бы его попросили написать резюме».

Я умолкаю. Все с ожиданием смотрят на меня. «Всё», – подтверждаю я. Мэтр заметно разочарован. Он сухо говорит, что читатель терпеть не может додумывать за автора концовку.

И потом, откуда взялся этот дурацкий мультяшный, училкин персонаж МарьИванна: с крашеными морковными волосами и морщинистыми ушами? Читательские симпатии бывают на стороне тоненьких хрупких, беспомощных героинь с огромными, налитыми слезами глазами.

В виде исключения руководитель назначает мне переэкзаменовку завтра у пруда. «После занятий, Эвелиночка, когда нам никто не помешает». По-моему, он ко мне не ровно дышит, старый козёл.

Вообще, это его назначенное ночное свидание меня немного напрягает. Кроме теории, семинар предполагает мастер-классы и практические занятия, и даже некие медиумические погружения в сюжетную линию.

За ужином Нинка шёпотом поведала, что в прошлые года не все возвратились из пионерского лагеря с семинара нашего мэтра (тоже, кстати, на букву М.) Якобы он кладёт глаз на самую способную ученицу – и с ней что-нибудь обязательно приключится. («Ой, ой, ой!» – боятся девчонки).

Одна экзальтированная особа полезла на крышу корпуса любоваться звёздами. А крыша возьми и провались: гнилая же, ей больше полувека. Ну и напоролась на железяку от кроватной спинки. Прямо насквозь бедняжку проткнуло, как вертел цыплёнка. (Ещё вариант: утонула в уборной).

Другая любимица мэтра странным образом исчезла по пути домой: тут вообще ищи иголку в стоге сена. Ещё одна якобы свалилась в пруд… Чёрт, неприятно. В пруд.

Мэтра таскали по следователям. А с него и взятки гладки: взрослые люди, обо всём предупреждены. Насчёт гнилых крыш, дырявой уборной и коварного пруда участницы семинара проинструктированы. От энцефалита (клещей), бешенства (лис) и геморрагической лихорадки (мышей) – привиты.

Мэтр жив курилка, вышел сухим из воды и в очередной раз организовал платный семинар.

Если это не страшилки из лагерного фольклора, которые мастерица сочинять Нинка, – меня ждёт одно из двух. Либо руководитель завтра скорбно сообщит девчонкам, что мисс Эва нас покинула. В прямом смысле: срочно укатила по редакционным делам: и свидетели на станции найдутся, как я садилась с чемоданом в поезд.