Милосердие весны - [8]

И затерялась дедова изба

Среди лугов зеленых и лесов,

В весеннем хоре птичьих голосов.

Как сказки, открывались города

(Избенке дедовой до них куда!) —

У каждого свой норов,

                                    голос,

                                             вид,

И каждый —

Не полста годов стоит!

Во мне самом ликуют города —

У них своя нелегкая страда.

И все же эта тихая изба —

Моя неповторимая судьба —

У матери-земли не на краю.

Я это понял —

И на том стою!

В ДОРОГЕ

Гулко река салютует,

Ельник куржою оброс.

Снова в России лютует

Давний хозяин — мороз.

Ахнет по лесу со стоном —

Лезет в тулуп голова.

Тихим подкатится звоном

К сердцу о лешем молва.

Я усмехнусь над собою:

Леший — в космический век!

Елки несутся за мною,

Сыплют на голову снег.

Скорость —

                 от страха надежда,

Я не жалею коня…

Нет-нет и вновь потревожат

Старые сказки меня.

ДОРОГА ДЕДА АНТОНА

Мой дед Антон —

                           дорожный мастер,

В деревне —

                 пролетариат.

Дорогу строил он для счастья

И был, как видно,

                          делу рад.

Как для себя

                  Антон старался —

Деды любили ладить впрок…

И вот он —

               город показался,

А до чего же был далек!

Верста к версте —

                           легли каменья,

Как в песне

                 звонкие слова.

Достала наше поколенье

Про деда добрая молва.

Дорога уходила в дали

И счастье

             все-таки нашла.

По ней тачанки

                       проскакали

И революция прошла.

Давным-давно

                     Антона нету.

И все-таки мой дед живет…

По каменке,

Навстречу лету,

Катит из города народ.

По ней,

          Антоновой,

                            трясучей,

Я нынче еду, не спеша.

Цветенью ржи,

Июньской туче

Внимает радостно душа.

КОНИ

Мне повезло:

Я рос вольготно

Среди дворов,

                    телег,

                            саней.

Из дома удирал охотно

С ребятами пасти коней.

В колхозной старенькой конюшне

Ходил Фаддей, как домовой.

Ворчал в усы он простодушно,

Не прогонял меня домой.

Пропахший сбруей, конским потом,

Как будто вырезан из пня,

Он,

   отлучаясь по субботам,

В конюшне оставлял меня.

В двенадцать лет я, под Фаддея

Работая,

            как бы играл:

Корил за норов Берендея,

А жеребец тихонько ржал.

Я нарушал наказ Фаддея

(Сдержаться не хватало сил):

Друзьям на зависть

Берендея

В луга зелены выводил.

Пищали издали девчонки.

Я сам от страха замирал.

Мой жеребец, как собачонка,

На свист,

             играя, прибегал.

Губами хлопая упруго,

Дышал в ладони горячо.

Схрустев сухарь,

Меня, как друга,

Толкал доверчиво в плечо.

Я прижимался к ладной шее,

От гордости был сам не свой.

На быстроногом Берендее

Скакал буденовец лихой.

ПИСЬМО К ЗНАМЕНИТОМУ ПРИЯТЕЛЮ

Будем вместе веселиться —

Ключик ты нашел к «частице»

И открыл ее, как двери

В старый бабушкин чулан.

Я сначала не поверил,

Думал: хвастает Иван.

А сегодня на экране…

Пригляделся: точно — Ваня.

Он в халате белоснежном

И в перчатках, как хирург.

Ты напомнил мне о прежнем

Добротой спокойных рук.

Родился Иван в рубашке,

Со своей чудной замашкой.

Забредем в горох к соседу —

Тут, конечно, не зевай!

А Иван начнет беседу,

Словно мы попали в рай.

Чуть чего я ноги в руки

И подальше от науки.

Наш сосед учил крапивой —

До сих пор зудит спина.

Ты «удачлив» был на диво —

Не моя, прости, вина.

Встретил я того соседа,

Про тебя завел беседу.

Старый видел передачу —

Сбил ты деда наповал:

Говорит и чуть не плачет,

На горох зеленый звал.

«Вызревали мы, как горькуши…»

Вызревали мы, как горькуши,

Убегали в луга с утра.

Выпасались у бабки Груши,

Что, как сказка, была стара.

На кормежку не привереды —

Подчищали сады с корня.

За вихры нас учили деды

Пуще жизни беречь коня.

Увозили отцы с собою

И велели пройти прокос,

Чтоб ложился он за тобою

Широко, что озерный плес.

На тяжелом двуконном плуге

Утверждали мужскую стать.

А «мужчинам» бы на досуге

После пашни в лапту сыграть.

То-то сладко нам елось-пилось,

Словно в сказке —

Все мимо рта.

Знать, полей и покосов милость

Мне запомнилась неспроста.

БАБУШКА

Отдохнуть бы ей давно пора.

И откуда силы

                      в старом теле?

Не присядет с самого утра,

Крутится в делах,

                          как в карусели.

Солнышко застало

                            с посошком

Вывела теленка за овины.

А в обед

На станцию пешком —

Насбирала к поезду малины.

Леночке гостинец принесла

(Правнучка теперь уже в десятом),

На лугу сенцо перетрясла,

Любовалась

                 розовым: закатом.

Ягод насбирала у дорог,

У реки —

             кореньев валерьяны.

Уж своя,

           посушенная впрок,

Ягода и травка —

                          без обмана.

К бабушке в ночь-заполночь стучат,

Слава добрая о ней в народе.

— Мой-то с балалайкой у девчат.

До утра, бесстыжий, колобродит.

Бабка покачает головой,

Голова у старой —

                           Дом Советов.

Разговор сугубо деловой —

Шепотом,

Друг дружке по секрету.

Вправить грыжу

И свести лишай —

Выдаст сто очков вперед наукам.

Бабушкина слабость —

Любит чай,

Чтоб крутой,

                 из блюдца,

                                   и пофукать…

ПРОЩАНИЕ

Борода —

             как плита на груди,

И ручищи —

                 дубовые плахи.

Возлежит дед в посконной рубахе.

Бесконечность его впереди…

А, бывало —

                  солдат хоть куда: