Милосердие весны - [2]

Просто жутко!

За что-то выпала мне честь

Пройтись тропой земною…

И без меня все будет цвесть,

Но лучше бы — со мною.

ОСТАЛИСЬ ЛЕТОПИСНЫЕ ЛИСТЫ

Считаемся —

                   лесная полоса,

Но крепко мы повысекли леса.

Не только мы —

                       и предки хороши:

Дома, как терема, —

                              сама мечта!

Умели деды брать для живота

И сверх того взымали для души.

Раздели липу, иву на корье,

Свели до счета дикое зверье.

Десятка два в лесу тетеревов

С утра слагают про любовь стихи.

И разучились драться петухи,

Отпел зорю —

                     и фьють,

Бывай здоров!

А было время

(Летопись не врет:

Монах был зрячим,

                             не подпольный крот),

Пскова носила на себе лодьи,

В ней,

        верь не верь,

                             водились осетры.

А за Псковой

                   звенели топоры —

Там лес валили,

                        ладили бадьи.

Монах писал:

А за Псковой леса,

Гнездится соболь,

                           черная лиса…

Остались летописные листы.

Но извели леса на берегу,

И соболь убежал давно в тайгу —

Подальше от опасной суеты.

Река не та,

               и лес теперь не тот.

Пскову вороны переходят вброд.

А деды наши баржи гнали тут.

С тех пор прошло поменьше ста годов,

А сколько встало новых городов!

Как жаль —

Леса так скоро не растут.

«Я, кажется, еще не понял…»

Я, кажется, еще не понял,

Зачем пришел на этот свет:

На топоре обжечь ладони

Или познать какой секрет?

Уйти в раздумье, как в берлогу,

С молвою не вступая в спор?

Иль все ж найти свою дорогу

Самой судьбе наперекор?

Иль жизнь несуетно простую

Среди родных полей вести?

Или, как жилу золотую,

Любовь случайно обрести?

И за нее любую долю

Принять,

Как благостный покой?

Иль замереть вот так от боли

Над неожиданной строкой?

«Есть дочь и сын…»

Есть дочь и сын —

О разные созданья!

Как день и ночь,

Как солнце и луна.

Иван мне дан,

                     понятно,

                                  в наказанье,

За что же Лада,

                       дочь за что дана?

Деяньями я вышнего не славил,

Не блюл посты,

Грешил как только мог,

Отцовский дом давным-давно оставил,

Ну и ушел не лучшей из дорог.

На ней есть все для синяков и шишек:

Колдобины — увы! —

                                  не на виду.

И сам хорош:

Как вышел из мальчишек,

Так до сих пор к солидности иду.

Но я не трус —

Хоть голову на плаху, —

Готов ответить за свои грехи…

Сыграй мне, Лада,

                            что-нибудь из Баха

За все мои поэмы и стихи.

ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ

Осенние цветы — как вскрики

Последних журавлей.

Они — как солнечные блики

Среди пустых полей.

Пускай в лугах пожухли травы

И высохла стерня, —

Цветы, пригревшись у канавы,

Покличут вдаль меня.

И на опушке пожелтелой,

Где листопад шуршит,

Я этот зов, уже несмелый,

Вдруг уловлю в тиши.

Под небом хмурым, словно в мае,

Поверится в цветы.

И вскинутся, как птичьи стаи,

Мои мечты.

«Я морем обольстился зря…»

Я морем обольстился зря,

Сказал себе —

Вода водою.

Слепит холодная заря,

Да плещется оно,

                          седое.

А волны знай себе снуют,

Кипят на палубе, клокочут.

Не спрятаться в глуши кают —

Ни дня тебе,

Ни тихой ночи.

Решил:

         на берег убегу.

И убежал —

                я верен слову.

…Пасутся овцы на лугу,

Как баржи, стельные коровы.

Не узнаю себя я сам:

Повсюду слышится мне море.

Я уношу тоску в леса,

Где догорают тихо зори.

Я знаю:

Трактор за холмом

Урчит.

А чудится мне —

                         катер.

И с каждым днем мрачнеет дом,

И мелким кажется фарватер.

«Живешь, как все…»

Живешь, как все,

И вдруг накатит,

Что свету белому не рад.

И улыбаешься некстати,

И слово молвишь невпопад.

Тебе друзья —

                    одна морока,

Ну а родия —

                    тоска сама.

И солнце спряталось до срока

В дымы за длинные дома.

А ночь глухая, как подполье,

И месяц вовсе окривел…

Крест-накрест опоясан болью,

Живешь как будто не у дел.

Уеду,

Где простора вволю,

И небо —

            плавай, как во сне.

Где можно прислониться болью

К любой березе и сосне.

ПРЕДОСЕННЕЕ

Застыли низины и взгорки,

Печаль вековую храня.

Закончились сроки уборки,

Щетинится в поле стерня.

Прислушались чутко осины,

На цыпочки встала лоза,

У елок сутулятся спины

И спрятаны в гуще глаза.

В чащобе осталась прохлада

И в полдень таится в тени,

Как будто засела в засаду

С ножом на погожие дни.

И вдруг тишину потревожит

Крикливых скворцов перелет.

Морозец пройдется по коже

И к сердцу надолго прильнет.

«Неужели горки укатали?…»

Неужели горки укатали?

Я забыл и думать о любви.

Не манят неведомые дали,

Не волнуют сердце соловьи.

Не пойму я:

Надломилось что-то,

Оборвался песенный мотив?

Надоела добрая работа

Или стал я попросту ленив?

Норовлю туда,

Где есть моторы.

Мне жирок не в тягость на боках.

Не махну без рассужденья в гору,

Мыслю так:

Отбегал в дураках.

В каждом деле рациоприкидка,

Как давнишний плащ, —

Мне по плечу…

Нет, не ожидал, что под микитки

Без предупрежденья получу.

Стоит ей взглянуть

Иль мимоходом

О своем капризе намекнуть…

Я не замечаю непогоды,

Для меня любой не в гору путь.

Рассужденья полетели к черту,

Я шагаю,

             ворот распахнув.

И во мне шевелятся аорты,

Ледяного воздуха хлебнув.

ВДВОЕМ

Твоя голубая улыбка

На миг озарила меня.

И стало болото не зыбко,

И вспыхнули вновь зеленя.