Милосердие смерти - [74]

Диагноз был абсолютно не ясен.

Тем не менее я произнес несколько дежурных фраз: «Мы делаем все возможное», «Крепитесь» и т. д.

В понедельник утром над диагнозом думала уже вся клиника. Заподозрили энцефалит и решили выполнить ядерно-магнитную томографию головного мозга. На «магнит» поехал опытный врач с медсестрой. Это было все в потоке текущих дел отделения – обычная, заурядная процедура у больных в коме для уточнения диагноза.

В час дня – звонок на сотовый. Звонил доктор, сопровождавший девочку на томографию.

– Шеф, у нас остановка…

Я и еще пару врачей рванули в отделение томографии. Девочка была синяя, зрачки широченные.

Массаж сердца, искусственная вентиляция легких, адреналин, атропин, гормоны, хлористый кальций, дефибрилляция – все было без толку. Худенькое, стройное тело подлетало вверх даже от слабого разряда дефибриллятора, но эффект был нулевым. Сердце не удалось завести ни разу. Через полтора часа реанимации констатировали смерть. Во время реанимации я думал только об одном: что я скажу матери девочки? Где и на чем мы пролетели? Неужели во время томографии ребята не уследили за аппаратом вентиляции легких, произошло разъединение, и девочка просто задохнулась?

Я не смог спуститься на беседу с матерью умершей. Мне нечего было сказать.

Наступили отупляющая пустота, горечь и смятение, хотелось все бросить и любым способом отключить свое сознание. Аппаратура была нормальной, запись в мониторе четко показала момент остановки сердца, и причина была не в технических ошибках.

Доклад руководителю клиники, доклад главному врачу… И ощущение полной своей ущербности и несостоятельности.

Через два часа позвонила мать девочки. Я не в силах был спуститься на беседу к ней. Мне нечего было сказать, и я послал кого-то из врачей.

На вскрытие пошли, как на Голгофу. Прекрасное, юное тело на секционном столе – самое страшное несоответствие жизни. Результаты патологоанатомического исследования не внесли ясности в причину смерти. Небольшие очаги ишемии в стволе головного мозга, подозрение на энцефалит. И все. Собрались все ведущие специалисты патологоанатомии и судебной медицины, профессора, доценты, еще раз подробно обсудили полученные результаты. Взяли ткани на гистологическое и электронно-микроскопическое исследования. Диагноз оставался неясным. В заключении все же написали «стволовой энцефалит неясной этиологии».

Жизнь продолжалась. Родственники девочки молчали. Но почти каждый день я ждал продолжения этой страшной и непонятной истории. И вот в один из дней мне позвонили.

– Доктор, я мама девочки, она умерла у вас месяц назад. Могли бы вы побеседовать с нами?

Я шел в приемное отделение и, кажется, был готов ко всему. К истерике, к ругани и, более того, к самому непредсказуемому развитию событий.

Мама девочки и мужчина среднего возраста (как я потом понял, отец) ждали меня у диспетчерской. Я попросил их подняться к себе в кабинет. Они начали свой рассказ.

Аня росла чрезвычайно талантливым ребенком. Она прекрасно рисовала, играла на фортепиано, с отличием закончила школу и так же с отличием закончила экономический факультет университета. Она работала в большой иностранной компании менеджером среднего звена, руководила коллективом из пятидесяти человек, имела хороший оклад. Она была спортивна, не курила и тем более не пила. Писала стихи и на свои же стихи сочиняла музыку. У Ани был молодой человек, начинающий дипломат из семьи потомственных дипломатов. Она прекрасно водила машину, «Ауди А-4», которую приобрела сама, на свои деньги. В двадцать один год она была самостоятельной и состоявшейся личностью. Ее любили все, с кем ей приходилась общаться даже пять минут.

За шесть месяцев до смерти ей пришлось ехать в метро с подружками, что в последнее время она делала крайне редко, ввиду наличия авто. Вдруг Аня увидела, что женщина лет пятидесяти, сидящая напротив, в платке, одетом наподобие хиджаба, вдруг неистово стала перебирать четки, что-то невнятно бормотать и при этом пристально смотреть на нее. Аню охватил животный страх, и она с подружками выскочила из вагона метро на следующей станции. Но странная женщина выскочила вслед за ними и, продолжая перебирать четки, все твердила какое-то непонятное заклятие. Девчонки, конечно же, убежали, но с тех пор в Аню поселился страх. Она не верила в мистику, но этот страх был выше ее рассудка, он сидел глубоко в ней, и она ничего не могла с этим сделать. За месяц до смерти Анечка съездила отдохнуть в Мексику со своим другом, но темнота внутри нее не стала меньше. И ужас происходящих с ней событий заметила мама. Они сходили в церковь, они молились, но облегчения не наступало. За пять дней до поступления в клинику Анечка сказала матери:

– Мамочка, я скоро умру. Не плачь, это неотвратимо. Я буду ждать тебя там и буду помогать тебе оттуда. Милая и моя самая любимая мамочка, нужно смириться… Это неотвратимо.

Анечка, имея бешеный график работы, в своем ежедневнике написала на дате поступления в клинику: «Я не выйду на работу».

А в день своей смерти: «Меня больше не будет…»

Смерть друга

В ординаторской к концу дня было шумно, весело и просто хорошо. Декабрьский вечер, неотличимый от ночи. Зимне-сказочный госпитальный парк, освещаемый нежным сиянием фонарей и лунным светом. Хороший кофе, легкий треп обо всем и ни о чем. Смена была сдана. Можно было расслабиться и не торопиться в холодные машины. Как всегда, кстати, в ординаторской образовался Юрец. Когда он появлялся со своими вечными шутками-прибаутками, ехидными и колкими замечаниями, всем становилось еще лучше. Работая, аки негр, еще на ста работах, помимо госпиталя, не ночуя дома неделями, он всегда сохранял необычайно позитивный настрой и бодрость духа. Мало кто видел его в дурном расположении или раздраженным. Всегда приветливый, умеренно саркастичный, он был любимцем среди своих. Даже недруги относились к нему с какой-то благожелательностью и уважением. Для нас он вообще был святой, ибо в своем стремлении добиться благосостояния семьи он отрицал все наши пьянки-гулянки и каждую свободную минуту старался посвятить своей любимой дочери Настеньке. Я же, зная его со студенческой скамьи, прекрасно осознавал, чего ему это стоило.