Милосердие смерти - [35]
Академик показал отменную реакцию:
– Да, мы немедленно берем пациента в операционную. Я принимаю это решение как руководитель клиники, несмотря на все риски, и тем самым даю ему минимальный шанс на благополучный исход.
При этом он проницательно посмотрел в глаза и директора института, и министра. Они моментально согласились с мнением корифея от нейрохирургии, но легче им от этого не стало. Дамоклов меч продолжал раскачиваться над их головами.
– К сожалению, коллеги, я не смогу прооперировать пациента сам – через несколько часов у меня встреча, которую я никак не могу отменить… Думаю, профессор Аванес Акопович Гелашвили проведет блестящую операцию. Он уже в курсе и через несколько минут приедет в институт.
Аванес, или, как мы его звали, Ваня, был классным парнем, любителем выпить и покутить. Был он из семьи потомственных нейрохирургов, После окончания университета подался было в бандиты, но вовремя спохватившийся папа, очень уважаемый нейрохирург, предвидя скорую посадку сыночка или гибель в бандитских разборках, неведомо каким чудом уговорил Ваньку начать работать в команде восходящей звезды отечественной нейрохирургии, будущего академика Владлена Владимировича Плавникова. Ванька, с ярко выраженными бандитско-бойцовскими качествами, быстро занял ведущие позиции в стае и стал верным и преданным сотрудником. При этом Ваня Гелашвили неожиданно оказался прекрасным оператором, и, сочетая в себе многие достойные качества, был допущен даже к некой самостоятельности при получении гонораров за свои операции (правда, с непременным отчислением процента академику).
Оперировал он, конечно, лучше академика, но для наглядной статистики Владлен Владимирович всегда ставил его на проведение операций самым тяжелым, безнадежным больным. Так что послеоперационная летальность академика приближалась к нулю, а у Гелашвили, при множестве выполненных операций, она была очень уж высока. Что позволяло академику в кругу друзей и руководства по-свойски язвить об успехах Вани:
– Хороший он парень и рвется в бой, только вот кладбище послеоперационное у него слишком уж велико.
Тем самым академик пресекал малейшие попытки возможного конкурента приблизиться к сиянию своей славы.
Может быть, после этого орден Горбатого получишь или премию Ленинского Мухомора, а может, бесплатную путевку на просторы Сибири или Колымы…
Все, все точки над «i» были расставлены, и понеслась обычная работа: бритье головы, осмотр пациента анестезиологом, и не просто анестезиологом, а профессором Мустафиным, руководителем отделения анестезиологии. Он сам решил пойти на наркоз, правда, подстраховавшись вторым анестезиологом, Пашей Сеновым, умничкой и рукодельником, штатным анестезиологом нейрохирургической операционной.
В отделение ворвался Гелашвили. Ваньку, видимо, только что вырвали из постели очередной поклонницы нейрохирургии и кавказского темперамента – вокруг него витал аромат приятных духов, сигарного дыма и дорогого коньяка. Высокий, спортивный, с длинными волнистыми и черными как смоль волосами, в костюме от Бриони и белоснежной крахмальной рубашке, с платиновыми запонками и в часах Брегге, он выглядел среди нас как аристократ, нечаянно залетевший со светского приема на какую-то конюшню с холопами и навозной вонью.
«Только ты можешь его спасти. Остальным это не под силу».
Дослушав с выпученными глазами доклад о состоянии пациента, Ванька начал буквально орать:
– Блин, вы что, охренели, что ли? Ведь у него Хант-Хесс 5, ведь он умрет у меня – если не во время операции, то после! Вы понимаете, на что меня толкаете, уроды? Вы понимаете?! Кто тот безумец, что решил, что нужно оперировать? Артем, козляра, твоя затея, признавайся?
– Ваня, пошел ты на хрен! И лучше обратись к Владлену Владимировичу, отцу нашему и благодетелю. Он просто решил тебя осчастливить и доверил тебе оперировать такого важного для страны пациента. Может быть, после этого орден Горбатого получишь или премию Ленинского Мухомора, а может, бесплатную путевку на просторы Сибири или Колымы, – отвечал я Ваньке со смехом. – Но если серьезно, Вань, то только ты можешь его спасти. Ты же понимаешь, остальным это просто не потянуть – ни академику, ни его ученикам. А так у пациента есть минимальный, но шанс. А если еще пару часов мы с тобой будем это обсуждать и бодаться, то тогда уж точно операция не понадобится…
– Артем, блин, ты понимаешь, что у нас сейчас в институте свежих клипс для клипирования аневризы нету. А среди трупных может не оказаться нужного размера. И что тогда?..
Он повернулся и молча побрел на доклад к академику. Просить его благословления и защиты в случае неудачи.
Что касается трупных клипс, то история эта такова. Аневризмы сосудов головного мозга клипируются специальными зажимами-клипсами различных размеров. Делают их за рубежом, стоят они не очень дорого, но все же. Их не закупали поштучно, а сразу большими партиями и на большую сумму. Но так как в условиях страховой медицины денег никогда не хватало, то закупали их редко, а оперировать нужно было часто. Поэтому после операций, если пациент умирал с клипсами в голове, в морг отправлялся лечащий доктор или ординатор, который забирал эти самые клипсы и отдавал нейрохирургам для повторного использования. Я видел, как Ваня бережно обращался с чашечкой Петри, в которой среди формалиновых зерен лежали снятые с трупов клипсы. Каждый нейрохируг собирал свои клипсы и сам их, как мог, стерилизовал.
