Мило - [35]

Эта ничтожная капелька тщеславия укрепила его чувство долга.

Улыбаясь, он вошел к Сольесам. У них оказались и Одиберы. Увидев их всех, Мило бодро крикнул:

— Добрый вечер!

— Ого, у него что-то торжественный вид! — засмеялся Сольес.

И мальчишку засыпали вопросами:

— Ну как, Мило?

— Ты доволен?

— День прошел хорошо?

— Очень хорошо, — ответил Мило.

— Расскажи, чем ты занимался.

— Я работал не покладая рук целых десять часов, — гордо вскинул голову Мило, — но это меня не пугает.

Он сцепил пальцы, посмотрел в потолок и добавил, смеясь:

— О-ля-ля! Вы не представляете себе, сколько я вытер посуды! Трудился с полудня и до пяти часов без отдыха! Через мои руки прошла, наверное, тысяча тарелок!

— У них в ресторане максимум триста тарелок, — весело заметила мадам Одибер, — так мне сказала сестра.

— Может, и так, но ведь мыли их по нескольку раз, — не сдавался Мило.

— Ну ладно! — заключил Одибер. — Я рад, что ты доволен. А то я, признаться, боялся за тебя. Недаром мне всегда казалось, что мытье посуды в ресторане — самое скучное занятие.

— Да помолчи же! — шепнула ему жена. — Не отбивай у парня охоты к работе.

Конопатчик заметил свою оплошность и поторопился исправить ошибку:

— Впрочем, это такая же работа, как и любая другая!

«Одибер прав, — подумал Мило, — это самое скучное занятие». Однако он набрался духа и возразил ему:

— Но я же не мою посуду, я только вытираю ее!

ГЛАВА XLV

Последующие дни оказались для Мило еще тяжелее, чем первый. Да это и не удивительно: первоначальный и весьма сомнительный пыл быстро угас; втягивался он в работу с трудом, хотя и должен был бы стараться изо всех сил.

Только утром он чувствовал себя сносно. Но это весьма относительное удовольствие омрачала мысль о полуденной горячке.

Грустно ему было, когда тащился он по утрам в свой ресторан. Грустно потому, что погода стояла лучезарная, воздух был мягок и прозрачен и Старый порт да и весь город расцветился первыми приметами наступающей весны.

Пока Мило еще нравилось расставлять приборы на чистые столы. Но вскоре он стал делать это один, ибо мосье Сириль, пользуясь его присутствием, поручал Юлии и Терезе какую-нибудь другую работу. Однажды хозяин основательно отругал Мило за то, что он забыл положить на столы ножи. С того дня эта забавная игра превратилась для Мило в тяжкую повинность.

Его возраст и положение «помощника» позволяли каждому командовать им и заваливать его целым ворохом мелких поручений.

— Мило, — просила Анжела, — сбегай во двор и принеси мне мусорное ведро.

— Мило, — говорила Тереза, — достань мне белый фартук из бельевого шкафа.

— Мило, — заявлял хозяин, — у меня кончились сигареты. Слетай-ка в табачную лавку.

— Мило, — приказывала хозяйка, — пойди купи мне килограмм крупной соли.

— Послушай, Мило, — просила Юлия, — если ты берешь эту губку, то всегда клади ее на место.

Если за столом не хватало хлеба, воды или тарелок, то посылали за ними только его.

Подобная «услужливость» не проходила ему даром: он вскоре заметил, что от этих вечных метаний к концу дня у него подкашиваются ноги. Он становился каким-то вялым, невнимательным, в ушах звенело. В эти минуты его постоянно унижали, говоря: «Не спеши, голубчик, я подожду!», или: «Может, у тебя кровь застыла в жилах», или же: «Очень хорошо! Раз уж тебе так не хочется, я сделаю это сам». Тогда, задетый за живое, он со вздохом бросался выполнять приказание или просьбу.

На третий день он уже не обольщался мыслью, будто во время завтрака у него всегда будет в запасе чистая посуда. Последовав совету Юлии, он попытался сначала сушить тарелки, а потом уже их вытирать. К сожалению, он проделал этот эксперимент в то время, когда на буфете не было чистой посуды.

— Давай тарелки, Мило! Тарелки! — закричала Тереза, притоптывая от нетерпения ногами.

— Живей, Мило, у нас не хватает тарелок! — буркнул подошедший хозяин.

— Ах ты, сонная тетеря! — воскликнула хозяйка. — Анжела, помоги ему.

Особенно тяжелы для Мило были часы между двумя и пятью. Анжела, кто-нибудь из служанок, а иногда и сама хозяйка помогали ему, торопя и подталкивая, а кое-когда и вступали между собой в словесные перепалки, ибо известно, усталость всегда вызывает озлобление.

Он в отчаянии пересчитывал тарелки, выстроившиеся плотными рядами на сушилке. У него ломило руки, ноги, болела голова, не хотелось дышать отвратительным паром, поднимавшимся над тазами.

Однажды, около четырех часов, заглянул в кухню хозяин и сказал ему:

— Мило, оставь на минутку посуду и отнеси это письмо водопроводчику на улицу Иена. — И, обращаясь к жене, он добавил: — Он тотчас же вернется.

Через мгновение Мило уже выскочил на улицу, залитую солнцем. Улица Иена была совсем коротенькая, да и водопроводчик жил неподалеку. Если даже идти медленно, Мило потребовалось бы не больше двух минут, чтобы выполнить поручение. Но когда он оказался на улице, когда сунул руки в карманы, глотнул свежего воздуха и подумал об авиньонском автобусе, проходящем через Шато-Ренар, время побежало куда быстрее, чем на кухне, освещенной электрической лампочкой. Особенно если остановиться перед маленьким фургончиком и угоститься мороженым — ванильным или фисташковым. Мило вернулся через четверть часа. Хозяин уже ждал его у двери ресторана: