Миллионы, миллионы японцев… - [9]

В соседней комнате вокруг низкого стола исступленно шили две девчушки и двое парней. В этой обстановке обычная швейная машина казалась голенастой цаплей. Портной диктовал мои размеры все громче и громче. Те, кто шил, приостановили работу. Очень скоро в щелку раздвижной перегородки, выходившей на улочку, просунулись головы любопытных. Когда я наконец вышел из мастерской, на пороге дверей, у окон домов народу стало больше; кое-кто невольно кланялся, когда я проходил мимо. Горсточка мордочек под кепками, поднявшихся над стеной, натолкнула меня на мысль, что учитель прервал занятия в классе.

У меня возникли и другие опасения:

— Красивая материя! Такой костюм… Наверное, потянет?..

— О-о! Японские портные работают очень хорошо и очень быстро, — запротестовала мадам Мото, — два дня — и готово!

— Да я вам вполне доверяю… Дело не в этом… Видите ли, у меня с собой маловато денег, и я опасаюсь, что их не хватит…

— Спрячьте меня! — шепнула мадам Мото, юркнув за мою спину.

Племянница, по-видимому, была в курсе дела: она прижалась к моему боку, чтобы лучше замаскировать тетю. Я расправил плечи и на всякий случай принял непринужденный вид.

Мы находились метрах в ста от портного, в одной из улочек с домиками и садиками, провинциально-пригородный вид которых заставлял меня думать, что мы уже за пределами Токио. Тетя и племянница произвели совершенно согласованные маневры — первая прошла вперед, а вторая «прикрыла» ее, перейдя к моему другому боку. Эти передвижения наверняка привлекли бы внимание прохожих, если бы они еще раньше — нелепое предположение! — не заметили нашего трио.

На повороте улочки мадам Мото остановилась и указала на оставшийся позади двухэтажный домик, спрятавшийся под очень красивыми деревьями в глубине большого сада. Она объяснила, что этот дом раньше принадлежал ей, но злые люди отняли его и она никак не может их оттуда выселить. Ей не хотелось, чтобы они видели ее здесь. Она собиралась с ними судиться, но правосудие в Японии…

— В Японии есть злые люди, знаете, в Японии тоже… Будьте осторожны… — повторяла она убежденно.

Потом она снова заспорила с племянницей — я уже привык к этому, — на сей раз по поводу того, по какой из шести улочек нам идти от перекрестка. После того как мы прошли туда и обратно по четырем, выяснилось, что надо идти по пятой. Мадам Мото насупилась. Она брела за нами на четыре шага в стороне и на два позади, как в дурном сне. Мы вышли на маленькую торговую улицу. Заново отделанный фасад большого магазина был увешан огромными венками из ярких бумажных цветов, напоминавшими могильные. Я подумал было, что это выставка похоронного бюро или место сбора демонстрантов… Выяснилось, что по случаю открытия нового магазина друзья, родственники и должники хозяина прислали эти пародии из искусственных цветов на венки.

Тут я снова задал свой вопрос. Мадам Мото заставила меня его повторить, долго думала, потом ответила, что я зря беспокоюсь, так как платить за костюм мне не придется — об этом не может быть и речи. Впрочем, японские портные дешевые, а мне срочно требуется новый костюм…

Настаивать было бесполезно. Мое молчаливое согласие вернуло мадам Мото веселое настроение. Племянница и тетя шли и с радостными, непринужденными возгласами подталкивали меня вперед. При мысли о том, что в конце концов костюм обойдется никак не дороже билета в Токио, что щедрый продюсер не мелочен, у меня прошли угрызения совести. Я еще верил рассказам о странных галантных нравах и обычаях Японии и допускал, что безукоризненно сшитый костюм необходим в кинематографии так же, как мундир в армии.

В мастерской верхних сорочек, где потолок разрисован передниками и платьицами, с меня сняли мерку. А тем временем мадам Мото интересовалась мужскими носками; она перебирала их, черпала пригоршнями из витрины и опускала на дно сумки так, как если бы это были фрукты. Никогда, даже в Неаполе, не видывал я такого разнообразия расцветок. Достаточно сказать, что, пока я жил в Японии, стоило мне положить ногу на ногу так, чтобы приоткрылся носок, — и у меня замирало сердце.

Мадам Мото представила мне носочника и его жену как близких родственников. Я не уловил, то ли он приходился братом мадам Мото, то ли она — сестрой ее матери. К тому же речь шла о втором и третьем браках с одной стороны и о сводных братьях с другой… Стараясь проявить благовоспитанность, я принялся уточнять родственные отношения, чем поверг все семейство в печаль и смущение. Деревяшки свои я обувал под сводом ледяных поклонов. Имеющий уши да услышит! Я зарекся уточнять семейные связи и заранее примирился с тем, что не знаю, были ли различные люди, которых мадам Мото многословно представляла мне по-японски и которые, став в кружок, бесконечно кланялись, наблюдали за мной, снова кланялись, потчевали меня, принимали у себя в гостях, — были ли они родственниками моих японских дам, их единомышленниками, партнерами или состояли у них на службе.

Дама Источник и барышня Подлесок не избавили меня от других этапов крестного пути — от покупки запонок, галстуков… Обхожу их молчанием… Я был приобщен к элегантности, как обращают в веру. Я начал сопротивляться. Когда черед дошел до выбора носовых платков или платочка для кармашка, я уже выражал свой протест открыто.