Миллионы глаз - [5]

Адольф Курзен, невысокий мужчина лет сорока, сидя в кресле, хладнокровно и даже чуть иронически наблюдал за проводимым обыском. Внешне Курзен казался спокойным. Чувствовалось, что этот человек блестяще вышколен, в совершенстве умеет владеть собой. Не выпуская папиросы изо рта, пальцами левой руки он лениво отбивал на столе такт какого-то марша. Дымов сидел тут же, за столом против Курзена. Внимательно просматривая подаваемые ему книги и корреспонденцию, он ни на секунду не упускал из виду Курзена.

Опытный чекист, хорошо умеющий разбираться в людях, Дымов видел, что за внешним спокойствием Курзена скрывается огромная напряженность. Это было видно по всему… Пальцы, безразлично игравшие на столе, иногда останавливались и словно впивались в скатерть; каждая бумага, просматриваемая следователем, ощупывалась глазами Курзена. Делалось все это чрезвычайно умело: глаза не теряли своего насмешливого выражения, казались безразличными, но напряженность была, ее нельзя было спрятать, погасить, и Дымов отчетливо видел ее, видел глубоко затаенный испуг.

О том, что Адольф Курзен большой и опасный враг, Дымов знал. Но дело сейчас было не в этом. Крепла уверенность, что есть какой-то документ, какая-то запись, которые еще неизвестны НКВД. Именно за них и боится Курзен, боится, как бы их не нашли, не обратили внимания. И еще медленнее просматривал Дымов бумаги, лист за листом, документ за документом, еще внимательнее наблюдал он за лицом Курзена.

Длинно и томительно тянулись минуты. В окна уже заглядывал начинающийся рассвет.

Просматривая папку недавно полученных телеграмм, небрежно брошенных на письменном столе, Дымов натолкнулся на одну, содержание которой заинтересовало его. Телеграмма была адресована Курзену с юга, она была коротка и малопонятна:

«Цветы получены, растет спрос на розу тчк Ахмет».

Дымов недоуменно поднял брови. Обращаясь к Курзену, спросил:

— Разве ваша фирма, кроме химических товаров, занимается еще цветами?

Курзен улыбнулся.

— Ах, вы об этой телеграмме? Дело в том, что когда я отдыхал на юге, один из моих коллег познакомил меня с каким-то чудаковатым старым цветоводом. У него были изумительные цветы, особенно розы. Да вот, кстати, — Курзен поспешно и, как показалось Дымову, радостно показал на окно.

Там в высокой, тонкой вазе стояли цветы: две огромные белые розы.

— Если бы вы видели их раньше, какая прелесть! — От восхищения Курзен даже прищелкнул языком. Спохватившись, что сейчас не место и не время говорить о цветах, несколько смущенно он закончил: — Я купил букет, привез сюда, а этому цветоводу… как его… Ахмет, кажется… оставил свой адрес, чтобы он сообщил, когда у него вырастут новые розы. Хотел купить для себя и для некоторых друзей. Увы, сейчас цветы мне уже не нужны.

Курзен горестно вздохнул и смолк.

— А где живет этот Ахмет? Фамилию его вы знаете? — спустя несколько секунд задал вопрос Дымов.

— Представьте, не знаю, да и откуда мне знать? Познакомил меня с ним господин Отто Гелинг, — сейчас он уехал за границу. Он тоже покупал цветы у Ахмета. Насколько я помню, — Курзен задумчиво потер лоб, — этот цветовод приехал к нам на курорт со своими цветами. Да… да… именно там я его и встретил.

Опять в добродушной улыбке блеснули золотые зубы господина Курзена.

— Вот и все, гражданин следователь. О, если бы я знал, что вас будет интересовать этот цветовод, я бы постарался разузнать о нем.

— Благодарю вас, это не так важно. — Дымов снова углубился в бумаги.

Крепла уверенность, что телеграмма и есть тот документ, за который боится Курзен. Иначе, почему такой подробный, обстоятельный ответ, словно заранее подготовленный? И, наконец, главное: в телеграмме говорилось не о посылке роз, а о том, что цветы получены и спрос на розы растет. Налицо явная шифровка и желание запутать. Когда уходили из комнаты, уводя арестованного, следователь на несколько секунд задержался. Подойдя к окну, он бережно вынул цветы и завернул их в бумагу.

Уже под самое утро, с работы, Дымов позвонил по телефону домой.

— Зина, — попросил он жену, — извини, я тебя разбудил. Сегодня я уезжаю на несколько дней: собери, пожалуйста, вещи, я скоро приеду за ними.

Этим же утром Дымов телеграфировал в горотдел НКВД одного из южных приморских городов, что он выезжает, дал ряд указаний, предупредил, что в здание горотдела заходить не будет.

II

Хорошо осенью на юге! Бронзовеет тело под южным солнцем. Море ласковое и теплое, но чаще теперь хмурится оно, чаще белые гребешки волн забираются на берег, принося с собой и утаскивая назад траву, песок, гладкие, отполированные камни.

Стояла поздняя осень, но сотни новых курортников, отпускников принимал ежедневно солнечный, приветливый юг.

…Вновь прибывший мало чем отличался от остальных. Он тоже поспешил переодеться в белый костюм и побежал к морю. После купанья смешно прыгал на одной ноге, тряс головой, стараясь избавиться от воды, попавшей в ухо. Пообедав в гостинице, незнакомец отправился бродить по городу. И вот теперь обнаружились его некоторые особенности: незнакомец очень увлекался цветами. Он не пропускал ни одного магазина, ни одного сада, где продавались цветы. Человек что-то искал и не находил. И снова с неутомимой энергией начинал свои бесконечные путешествия по магазинам, киоскам, садам. Вечером, усталый, после бесконечных и бесплодных путешествий, он сидел на Приморском бульваре, лениво смотрел на море и курил. Мимо шли люди. Их было много; все они торопились, смеялись, говорили. Почти у ног тихо плескались морские волны. Человек сосредоточенно курил. Он не слышал моря, не видел людей. Он даже не заметил, как к скамейке подошел высокий юноша.