Миллион в лохмотьях - [7]

Поза мужчины казалась естественной, будто он прилег ненадолго на палас просто отдохнуть. Руки откинуты наверх, ноги вытянуты вперед, выражение лица – безмятежно-расслабленное. Ни дать, ни взять, курортник на пляже, если бы не два кровавых следа, растекшихся по груди, и не дыра в подбородке, которые явственно свидетельствовали о насильственной смерти. Парни из оперативной группы и эксперт-криминалист медленно перемещались по комнате, отыскивая улики, способные «рассказать» следователю, что же здесь произошло. Судебный медик корпел над трупом, собирая одному ему видимые частицы пороха, фиксируя характер входных и выходных отверстий. Судебный фотограф без устали щелкал аппаратом, расставляя возле улик пронумерованные таблички.

Все были заняты делом, и только следователь Маркушин переходить к своим прямым обязанностям не спешил. Он то безучастно смотрел в окно, барабаня пальцами по подоконнику, то доставал мобильный телефон и, тыча пальцем в экран, просматривал новостные ленты, а то и вовсе начинал беззастенчиво зевать, даже не прикрывая рот ладонью. Время от времени кто-то из оперативной группы обращался к нему с вопросом, он нехотя отвечал и снова становился безучастным, будто все происходящее его не касалось.

В начале осмотра к господину Динору и старичку-понятому еще обращались с формальными заявлениями типа: «обратите внимание, дверь помещения заперта английским замком, следы взлома отсутствуют», или «прошу запомнить, поза трупа зафиксирована на цифровом носителе, до начала осмотра поза не изменялась», но постепенно обращения сошли на «нет», и члены группы делали свою работу молча. Устав от монотонной деятельности криминалистов и экспертов, за которой были вынуждены наблюдать понятые, профессор решил обратиться к следователю с вопросом: когда же он получит возможность уйти?

Маркушин сухо отбрил его, заявив, что пробыть в квартире придется столько, сколько потребуется. Когда криминалисты сообщили, что с осмотром закончили, понятым было велено поставить под протоколом осмотра подписи, и старичка благополучно отпустили. Профессору же снова было велено ждать. Из квартиры его выставили, но разрешения идти домой он так и не получил.

Господин Динор выждал еще какое-то время и снова подступил к следователю. Почему он не может уйти, старичка ведь отпустили? И тут выяснилось, что показания с него еще никто не снимал, а без этого дорога домой ему заказана. Профессор задал резонный вопрос: кто и когда будет его опрашивать и почему этого не может сделать следователь, он ведь ничем в данный момент не занят. Вопрос он задал одному из оперативников, когда тот вышел в подъезд покурить, и ответ оперативника его озадачил. Оказалось, снимать показания с него будет именно следователь, а уж по какой причине тот тянет, оперативнику неизвестно.

Вот тогда господин Динор и сунулся за разъяснениями в квартиру, за что получил пошловатую фразу от следователя Маркушина. После этого ему пришлось прождать еще с час, прежде чем Маркушин соизволил снизойти до опроса «главного свидетеля». Профессор так и не понял, чему он стал свидетелем, но выяснять это ни сил, ни желания у него уже не осталось. Сам опрос занял, от силы, десять минут, после чего его заставили подписать целую кучу бумаг, затем сообщили, что он свободен, не забыв упомянуть о том, что его в любой момент могут вызвать в полицию для уточнения деталей.

Спустя двое суток господин Динор стоял у двери кабинета следователя Маркушина, прижимая к груди пропуск, печальным взором смотрел вдаль и размышлял о том, как нецелесообразно быть законопослушным гражданином. Вереница картин и образов двухдневной давности проносилась перед его мысленным взором, заставляя сожалеть о злополучном звонке все больше и больше. Сколько времени потеряно, сколько сил и нервов истрачено впустую! А что пришлось ему вытерпеть от Зинаиды Трифоновны, даже вспоминать жутко. По возвращении домой его ждал трагикомический спектакль, в котором в главной роли выступала его супруга. Едва профессор переступил порог, как Зинаида Трифоновна налетела на него, словно коршун на цыпленка. Да, да, именно так он себя и чувствовал. Сперва она надавала господину Динор пощечин, затем вырвала из рук профессора пса, прижала того к необъятной груди и громко разрыдалась. Несмотря на то что по дороге домой профессор готовился к бурной реакции супруги, такого он никак не ожидал. Какое-то время стоял и ошарашенно наблюдал за истерикой супруги, затем все же взял себя в руки и принялся успокаивать жену.

Успокаиваться Зинаида Трифоновна никак не хотела. Она рыдала все громче и громче, ее тело сотрясалось все сильнее, руки ослабли, и в итоге она чуть не выронила Императора, господин Динор едва успел подхватить упитанное тельце. Даже пес оказался совершенно не готов к всплеску эмоций хозяйки. Попав в руки господина Динора, он заскулил и начал проситься на пол. Профессор выпустил пса, и тот помчался без оглядки в соседнюю комнату. Так как руки у господина Динора освободились, он крепко обнял жену и начал баюкать ее, как дитя. Так они простояли с полчаса, прежде чем истерика супруги перешла в чуть слышные всхлипывания.