Миллиарды и миллиарды: Размышления о жизни и смерти на рубеже тысячелетий - [76]

Выясняя, куда следует обратиться, мы всякий раз получали один ответ – онкоцентр Фреда Хатчинсона в Сиэтле, один из мировых лидеров в пересадке костного мозга. Именно там работают многие ведущие специалисты в этой области, в том числе Донналл Томас, получивший в 1990 г. Нобелевскую премию по физиологии и медицине за совершенствование техники трансплантации костного мозга. Высокий профессионализм врачей и медсестер и безупречный уход полностью оправдали совет пойти лечиться в «Хатч».

Первым этапом стала попытка найти совместимого донора. Некоторым пациентам его так и не удается подобрать. Мы с Энни позвонили моей единственной младшей сестре Кэри. Я начал ходить вокруг да около. Кэри даже не подозревала о моей болезни. Прежде чем я подобрался к сути, она сказала: «Бери. Что бы это ни было… почка… легкое. Считай, ты это получил». У меня до сих пор встает комок в горле при мысли о великодушии Кэри. Разумеется, не было никаких гарантий, что ее костный мозг мне подойдет. Она прошла серию тестов, и все шесть факторов совместимости совпали один за другим. Идеальное соответствие! Мне невероятно повезло.

Впрочем, это относительное везение. Даже при идеальной совместимости мои шансы на полное излечение оценивались не более чем в 30 %. Как при игре в русскую рулетку с четырьмя патронами в барабане вместо одного. Тем не менее это был максимум удачи, на которую я мог рассчитывать, к тому же прежде мне случалось сталкиваться и с худшими шансами на благополучный исход.

Вся наша семья, включая родителей Энни, перебралась в Сиэтл. Нам не приходилось скучать в одиночестве. Выросшие дети, мой внук, другие родственники и друзья навещали меня во время госпитализации и амбулаторного лечения. Я уверен, что их поддержка и любовь, особенно со стороны Энни, склонили чашу весов в мою пользу.

* * *

Как вы понимаете, нас многое пугало. Помню, однажды, выполняя назначение врача, я проснулся в два часа ночи и вскрыл первую из 12 пластиковых упаковок с таблетками бусульфана, мощного химиотерапевтического средства. На упаковке значилось:

ХИМИОТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ПРЕПАРАТ

БИОЛОГИЧЕСКИ ОПАСНО

ТОКСИЧНО

Утилизировать как БИОЛОГИЧЕСКИ ОПАСНОЕ ВЕЩЕСТВО

Одну за другой я выщелкал из блистеров все 72 таблетки. Это была смертельная доза. Если бы мне вскоре не предстояла пересадка костного мозга, эта иммуносупрессивная терапия сама по себе убила бы меня. Казалось, я принимаю смертельную дозу мышьяка или цианистого калия, надеясь, что вовремя получу подходящее противоядие.

Средства, подавляющие иммунитет, имели несколько прямых эффектов. Постоянная умеренная тошнота держалась под контролем другими лекарствами и была не настолько тяжелой, чтобы я не мог заниматься кое-какой работой. Я лишился почти всех волос, что в сочетании с последующей потерей веса придало мне определенное сходство со скелетом. Но меня здорово поддержало, когда четырехлетний сын Сэм, увидев меня, сказал: «Отличная стрижка, папа». И еще: «Я не знаю, что ты болеешь. Я знаю только, что ты поправляешься».

Я думал, что сама трансплантация будет чудовищно болезненной. Ничего подобного. Это было похоже на переливание крови, клетки костного мозга сестры сами находили дорогу к моему костному мозгу. Некоторые моменты лечения были мучительными, но благодаря своего рода травматической амнезии перенесенная боль практически забывается, когда все позади. В «Хатче» применяется мудрый принцип самоназначения пациентами обезболивающих средств, в том числе производных морфина, и я сразу же мог облегчить сильные боли. Благодаря этому лечение оказалось переносимым.

К концу курса почти все красные и белые кровяные тельца в моем организме были тельцами Кэри. В них были половые хромосомы ХХ, тогда как в других клетках моего организма – XY. В моей кровеносной системе циркулировали женские клетки и тромбоциты. Я гадал, не проявятся ли у меня какие-нибудь пристрастия Кэри – например, к верховой езде или к просмотру полудюжины бродвейских мюзиклов за один прием, – но ничего подобного не случилось.

Энни и Кэри спасли мне жизнь. Я всегда буду благодарен им за любовь и сострадание. После выписки я нуждался во всевозможных медицинских процедурах, включая ежедневное многократное введение лекарств в полую вену. Энни стала моей персональной сиделкой: давала мне лекарства днем и ночью, переодевала, следила за жизненными показаниями и оказывала всю необходимую помощь. Говорят, если в больницу попадает одинокий человек, его шансы на излечение по понятным причинам намного ниже.

В тот раз я уцелел благодаря медицинским исследованиям. Это были и прикладные исследования, направленные на поиск средств излечения или облегчения смертельных заболеваний, и фундаментальные, которые проводятся лишь для того, чтобы понять, как функционирует живой организм, но оборачивающиеся неожиданными практическими достижениями благодаря счастливому случаю.

Меня спасла и медицинская страховка Корнеллского университета и (благодаря браку с Энни) Американской гильдии писателей – организации авторов, пишущих для кино, телевидения и т. д. Десятки миллионов американцев не имеют такой медицинской страховки. Что бы мы делали на их месте?