Миллиардер из Кремниевой долины - [90]
(Как сказал однажды Карлос Сантана: «Большинство играет быстро и мелко. Но Колтрейн играл быстро и глубоко, и Чарли Паркер тоже, и Джими».)
Музыка просто сносила башку. «Лиловый туман» был наполнен нарочитыми искажениями и откликами, закручивающими водоворот объемного звукового ландшафта, и все же гитара звучала как кружево, ясно и внятно. А что тогда говорить о стихах, которые доносил хриплый голос?
Ух ты, о чем это он? Что это за стихи? Слушать было тем более странно, что из-за глубокого эха казалось, будто Джими поет в соседней комнате. Звучали африканские хрипы и щелчки в стиле Мириам Макебы, внезапные паузы выбивали из равновесия. Под конец Джими нажал на педаль – специально переделанную «Октавию», – и звук поднялся на октаву и улетел в стратосферу с мерцающим гитарным соло.
В то время у меня не хватало знаний, чтобы проанализировать «Лиловый туман», но я знал, что это ново и прекрасно. Эрик Клэптон и Мик Джаггер тоже использовали старые блюзовые формы, но Хендрикс, взяв те же элементы (добавив ритм-н-блюз, джаз, немного фламенко и Георга Фридриха Генделя), делал все быстрее и глубже, уносясь за пределы Солнечной системы. Are You Experienced заговорили со мной на новом языке (а в «Стране электрической леди», появившейся годом спустя, Хендрикс пошел еще дальше).
«Последний поезд в Кларксвиль» был забыт; услышав Хендрикса, я пропал. Джими нравился не всем и от этого становился еще круче. Еще одна моя соседка, Полетта Коттон, протохиппи своего времени, носила крутые шмотки, жгла ароматические палочки и любила Хендрикса почти как я. Я и сам ощущал себя авангардистом, хотя и выглядел как обычный мальчик из Сиэтла (я не готов был изображать хиппи в университетском районе, хотя в Лейксайде у меня был приятель, носивший пестрый шарф с узорами).
Я купил альбом Are You Experienced, слушал его без перерыва на стереосистеме в гостиной. Мама ужасалась:
– Как можно такое слушать, Пол? Это же просто шум!
А я отвечал, как и многие поколения подростков до меня:
– Но, мама, ты послушай. Ты только послушай!
Однако когда я попытался объяснить, почему я люблю Хендрикса, мама покачала головой и вышла из комнаты.
Мои вкусы менялись. Я покупал записи блюзменов – Бадди Гая и Би Би Кинга, я нашел прогрессивную FM-радиостанцию, где крутили Хендрикса, «Бархатную подземку» и «Крим».
В Лейксайде, в подвале бывшей школьной часовни, стояла система с катушечным стереомагнитофоном. Как только удавалось, я записывал песни Хендрикса, которые передавали по радио: «Бродягу» с Монтерейского рок-фестиваля или обработку национального гимна, который поразил людей в Вудстоке. Я однажды включил запись этой обработки, так заведующий музыкальной кафедрой подбежал с криком:
– Выключи немедленно! Прекрати! Инструмент не может издавать такие ужасные звуки!
Я смутился, но не послушался. Я знал, что он ошибается. Как может человек, любящий музыку, не врубиться? Как они пропускают то, что слышу я?
Моей мечтой стала гитара «Фендер Стратокастер», как у Джими. Я ходил по ломбардам на Первой авеню (в них заходил когда-то и сам Джими) и разглядывал ряды гитар – таких близких и таких недоступных. Я был уверен, что на такой гитаре играл бы в пять раз лучше, но даже подержанный «Страт» стоил несколько сотен долларов, что далеко превышало мои возможности. На шестнадцатилетие мне подарили первую электрогитару. Мама нашла ее в магазинчике уцененных товаров и заплатила пять долларов, прекрасно понимая, на что себя обрекает. Гитара оказалась ярко-красной японской копией полуакустического «Гибсона», с никудышным звуком и отвратительными звукоснимателями, но я был в восторге.
Кое-что я подсмотрел у Дуга Фуллмера, который брал уроки гитары, но в основном учился сам. Я умел читать ноты еще с занятий на скрипке, но тогда не было нот той музыки, которую я хотел выучить. Обычно я слушал запись снова и снова, напряженно пытаясь повторить. Сейчас я понимаю, что стоило найти учителя, присоединиться к группе, подучить как следует основы и теорию. Все-таки систематичный подход имеет преимущества. Однако Джими вызвал привыкание, и я упорно занимался с ним один на один, двигаясь вперед медленно, но верно.
Я начал с «Эй, Джо», относительно несложной песни. Потом взялся за «Лиловый туман», который Джими написал, когда только создавал себе имя в Лондоне. В песне была незавершенность, которой не осталось в его поздних композициях, рассчитанных на студийную запись, и все равно «Лиловый туман» – работа сформировавшегося художника. Это трудная задачка для любого ученика; песня стала моей навязчивой идеей. Приходилось без конца слушать одно и то же место, чтобы нащупать аккорд с дополнительными нотами. Хендрикс играл соло с нездешней скоростью, и я обычно проигрывал. Я был безумно счастлив, если попадал хоть в 25 % аккордов. Чувство было такое, словно я медленно взламываю код.
Возможно, я не достиг технического совершенства, но нашел собственный стиль и вкладывал чувство в каждую ноту, как Джими. Даже в песнях вроде «Автомата», полных фейерверка и спецэффектов, Хендрикс был выразителен. Когда я после школы играл с приятелями «Эй, Джо», я пытался проникнуть в гармонию и добавить души в соло. Я любил свободу импровизации, когда творишь собственную песню.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.