Миллиардер из Кремниевой долины - [84]

Майк забрался в пятифутовую кабину и поднял большие пальцы. В 6.47 «Белый рыцарь» оторвался от земли. В диспетчерской росло напряжение по мере того, как приближался момент разделения и до жесткой фазы разгона оставались секунды.

За неимением центрифуги пилоты не могли по-настоящему имитировать старт ракеты. Учебный самолет для воздушной акробатики мог дать перегрузку 4 g (в четыре раза больше силы тяжести), которые возникают, когда пилот космического корабля берет ручку управления на себя для вертикального подъема (ускорение «голова – ноги»). Но он не может дать 3 g начального рывка (ускорение «грудь – спина»); только ракетный двигатель способен на такое. Все эти ускорения настолько дезориентируют пилота, что ему приходится больше доверять приборам, чем себе.

Майк запустил двигатель. За десять секунд он почти достиг скорости в 1 мах, и тут начались проблемы. Разрабатывая SpaceShipOne, Берт расположил крылья над фюзеляжем, чтобы оптимизировать их работу в сложенном состоянии на сверхзвуке. В результате ухудшилась устойчивость по крену в момент преодоления звукового барьера. Хотя пилоты тренировались выравнивать корабль, невозможно было подготовиться к «сдвигу ветра» – резкому изменению скорости ветра при подъеме самолета в атмосфере. С ним и столкнулся Майк на высоте 60 000 футов. SpaceShipOne развернуло на 90 градусов влево. Майк вдавил педаль руля и перестарался. Самолет развернуло вправо.

Глядя на монитор, передававший картинку с камеры, установленной на хвосте самолета, я выскочил из кресла. Когда я на взводе, я хожу – привычка, оставшаяся со времен, когда мы с Биллом нарезали круги, обсуждая наши программы. Теперь я протаптывал тропинку в ковре Берта и ждал, что Майк прервет разгон и вернется – до лучших времен. Но Майк не любил отступать. В предыдущем полете с ускорением, когда погас экран с данными, он чудесным образом выровнял машину по линии горизонта. Я знал, что Майк не прервет задание, если только его жизнь не окажется в опасности, – да и то еще дважды подумает.

В разреженной атмосфере ручка и рули были бесполезны; Майк попытался выправить ориентацию самолета, повернув с помощью электроники горизонтальные стабилизаторы на хвосте. Они, как оказалось, примерзли – потенциальная катастрофа при входе в атмосферу, – но через несколько секунд пришли в себя. Майк выправил самолет и быстро поднял нос, но задержка потратила впустую много энергии и увела аппарат с траектории.

Продолжая вышагивать за спинами Берта и его команды, я не спускал глаз с альтиметра, пока самолет понимался прямо вверх – стрелка превратилась в размытое пятно. Я думал о Майке, добродушном человеке, который внутри малюсенького снаряда уже близок к скорости в 3 маха. Скажу честно: про X Prize я уже забыл и только повторял про себя: «Пусть он невредимый вернется на землю».

Потом Берт сказал, что Майк не выключил двигатель. Он не выключал двигатель, пока указатель «высоты по энергии» – расчетный апогей корабля в тысячах футов, – не мигнул на 328 – официальной границе космоса. Когда Майк наконец заглушил двигатель, он реально находился на высоте 180 000 футов, едва на полпути; дальше корабль поднимался, а затем спускался по параболе. Мы прилипли к альтиметру, который приближался к 100 километрам. Стрелка стала замедляться, потом чуть-чуть зашла за черту, замерла и двинулась обратно. Мы ликовали, но с некоторой неуверенностью. Неужели получилось? Я пожал руку сияющему Берту.

Утром, по дороге на работу, Майк остановился у магазина и, повинуясь внезапному порыву, купил пакетик драже M&M. Когда в начале снижения аппарата наступили три минуты невесомости, он открыл пакетик и смотрел, как цветные конфетки летают, блестя, по кабине (у меня хранятся несколько этих конфет, упакованных в пластик, и во дворе растет сосна, летавшая на корабле еще ростком, мое «космическое дерево»). В иллюминатор Майк наслаждался сказочными картинами: черное как смоль небо, голубой изгиб Земли, белый туман над Лос-Анджелесом, красная пустыня Мохаве.

На обратном пути скорость SpaceShipOne продолжала нарастать, дойдя до 2,9 маха, то есть 2150 миль в час. «Оперение» при входе в атмосферу справилось с задачей, быстро замедлив корабль до дозвуковой скорости. На высоте 57 000 футов, когда Майк перевел крылья в режим планирования, я невольно отметил, что он отклонился от курса почти на тридцать миль. Я спросил, не придется ли садиться на другой аэродром, но Берт заверил меня, что самолет доберется.

Выйдя наружу, я увидел, как Майк приземляется на полосу («как на перину», – сказал он потом) под оглушительный рев толпы. Весь полет SpaceShipOne – от разделения до приземления – продолжался меньше двадцати четырех минут. А я, казалось, постарел на несколько лет.

Когда «Белый рыцарь» и самолеты сопровождения прошумели над нашими головами, Салли Мелвилл побежала к маленькому космическому кораблю и нагнулась в кабину, чтобы обнять мужа. Майк появился, вскинув руки вверх. Он обнял Берта, а потом раскрыл объятия мне. Бывают в жизни моменты, достойные объятий; это был один из них.

Майка, стоящего в кабине самолета, возили взад-вперед по полосе, и он махал рукой зрителям. Затем мы с Бертом отвели его в ангар к Салли. Завершая ритуал, Майк отстегнул подковку и вернул жене.