Миллиард долларов наличными - [145]

— Понимаю. Насколько я знаю, вместе с Кулигиным погибло еще несколько спецназовцев.

— Ну вот видите… Теперь ответьте: пропало ли хоть что-то из вооружения, которое нес на своем борту «Хаджибей»?

— Но, Володя…

— Петр Николаевич, я прошу ответить: пропало ли хоть что-то из вооружения?

— Нет.

— Вот именно. Пострадал ли хоть на йоту сам крейсер?

— Нет.

— Петр Николаевич, что же тогда получается? Что крейсер выполнил задание?

— Подождите, Володя… Подождите… Есть множество нестыковок…

— Например?

— Например, десантники ГРУ, высадившиеся на транспорты. ГРУ сделало это само по себе, без всякого Сабатеева.

— Подождите, Петр Николаевич. Не трогайте пока Сабатеева. У него была своя роль, и эту роль он прекрасно сыграл. Мы должны только задокументировать то, что он сделал, — и все. Вы говорите, ГРУ высадило десант на транспорты само по себе?

— Конечно, само по себе.

— Так задание «Хаджибею» было дано в том числе и для того, чтобы проверить деятельность ГРУ. И ГРУ эту проверку прошло, захватив транспорты. Если мы покажем документы, из которых будет явствовать, что Главморштаб, следивший за операцией, в случае, если бы ГРУ прозевало транспорты, обязательно послал бы на эти транспорты собственную штурмовую группу, — к нам не будет никаких претензий.

— Но где мы достанем такие документы?

— Мы достанем их с помощью вашего авторитета. Который будет подкреплен вот этим. — Лапик чуть приподнял сумку. — Вы ведь знаете вице-адмирала Симутенкова? Из Главморштаба? Первый документ, о спецзадании, датированный месяц тому назад, подпишет он.

— Симутенков на это не пойдет.

— Пойдет. Он ведь уже позволил полгода назад перевести на свой счет двести тысяч долларов.

— Да? Я этого не знал.

— Теперь знаете. А сейчас, когда Симутенков получит в виде задатка, сразу пятьсот тысяч наличными, ему ничего не останется, как подписать документ.

— Подождите, Володя… — Петраков помолчал. — Силы небесные… Неужели все это в самом деле может получиться?

— Что значит — «может», Петр Николаевич? Все обязательно получится. Просто все это нужно успеть сделать до утра. И предупредить вашего сына, чтобы он не вздумал до утра что-то кому-то сболтнуть.

Петраков вдруг ощутил прилив энергии. Все, что говорит ему Лапик, вполне реально. Ведь, по сути, нужно сделать самую малость — оформить несколько документов задним числом. Самое же главное, он понимал: идея, только что сообщенная ему Лапиком, должна в принципе устроить всех. Абсолютно всех. Министерство обороны, Главморштаб, военную прокуратуру. Даже ГРУ. Идея ведь в том, что никому ничего на самом деле не было продано. Все осталось на месте.

Он сидел, не веря сам себе. Пропасть, сегодня утром открывшаяся перед ним, исчезла. Все оставалось так, как было. Может быть, даже лучше. Помолчав, спросил:

— А что скажет Талаяти? Он ведь перевел нам все деньги. Все до конца.

— О Талаяти не беспокойтесь. Талаяти я беру на себя. — Да?

— Да. Так, Петр Николаевич, вы предупредите Леонида Петровича, чтобы он до утра никому не проговорился?

Тот сказал мягко:

— Володя, вы отлично знаете Леонида. Он никому не проговорится. И ничего никому сбалтывать не будет.

— Все же нужно подстраховаться. Вы можете ему позвонить?

— Зачем звонить. Мы сейчас подъедем, я поднимусь к нему в квартиру и все расскажу.

— Сделать это нужно быстро. Нам нужно встретиться еще со многими людьми.

— Володя, не волнуйтесь. Мы со всеми встретимся. И все сделаем. Обещаю вам..

— Только прошу, Петр Николаевич, не забудьте — желательно, чтобы меня видело как можно меньше людей. Сегодня в Москве меня нет. Я появлюсь здесь только послезавтра.

«Алка» подходила к рейду. Еще издали Седов увидел в бинокль: Гущин с одним из десантников стоит у трапа «Хаджи-бея». Сказал Алле:

— У трапа на крейсере стоит сейчас Виктор Александрович Гущин. Тот самый человек, с которым я разговаривал позавчера. Помнишь?

— Смутно, но помню. Кто это?

— Мой непосредственный начальник. — Помолчал. — Представляю, как ты меня ненавидишь.

— Ненавижу?

— Да, узнав, что у меня есть непосредственный начальник. Не глядя на него, спросила:

— Думаешь, у меня есть причина для ненависти?

— Ну… все ведь становится понятным.

— Что — все?

— Зачем я появился на яхте.

— Зачем ты появился на яхте, я поняла задолго до сегодняшнего дня.

— Интересно.

— Ничего интересного. Думаешь, это трудно было понять?

— Что — это на тебя никак не повлияло?

— Не повлияло — в каком смысле?

— Ну… мы же с тобой говорили друг другу что-то. О чувствах. И потом, кое-что произошло этой ночью. Между нами.

— А для тебя разве это важно? То, что мы говорили о чувствах? И то, что произошло между нами этой ночью?

— Очень важно.

Она ничего не ответила. Яхта приближалась к «Хаджибею», лица людей на палубе давно уже можно было различить без бинокля. Наконец, закрутив штурвал, чтобы вписаться в разворот к трапу, сказала:

— Юра, на чувства такие вещи не влияют.

— По-моему, наоборот, влияют.

— Не влияют. Чувство, оно такое, оно или есть, или его нет.

— Так оно, это чувство, у тебя есть?

— Прекрасно знаешь, что есть.

— Значит, мы с тобой объяснились.

— Мы с тобой давно объяснились. Только толку мало.

— Почему?

— Потому что все равно это ничего не даст. Он не удержался, тронул ее за плечо: