Миллиард долларов наличными - [142]

Тем не менее, выйдя из лифта, он сразу же закрыл лицо рукой с платком, делая вид, что сморкается. Но предосторожность оказалась излишней, внизу никого не было.

Не было никого и возле подъезда. Переулок, в котором жил его друг Паша, был тихим местом, и он это отлично знал.

Выйдя из переулка, дошел до метро, спустился вниз, купил в кассе жетон. Прошел через турникет, остановился на перроне. Народу, как всегда в это время, было немного. Подошел поезд, и он, войдя в вагон, сел. Пока поезд мчался под Москвой, подумал: лучше всего выйти на «Новокузнецкой». Там

река, кроме того, судя по адресу, который ему дал Рустамбек, Тофик живет недалеко от «Новокузнецкой».

Выйдя из метро на «Новокузнецкой», подошел к набережной Москвы-реки. Встал у парапета. Убедившись, что его никто не видит, выкинул в реку пистолет. Перед тем как выкинуть шкатулку, ему пришлось минут пять повозиться отдирая с помощью перочинного ножа памятную мельхиоровую табличку. Отойдя метров на тридцать от места, где он выкинул пистолет, выкинул в воду шкатулку без таблички. Пройдя еще примерно столько же, швырнул туда же табличку. Затем, вырвав по очереди все листы из записной книжки, бросил их в воду вместе с обложкой. Наконец достал обе бутылки, разбил о парапет и столкнул осколки в реку.

Оглядевшись, перешел улицу на набережной. Подойдя к телефону-автомату, достал жетон. Посмотрел на часы — пятнадцать минут девятого. Время есть. Тем более что главное, что он должен был сделать, он сделал.

Услышав звонок телефона, Петр Николаевич Петраков поморщился. Он сидел в кресле, в холле у себя на даче, и без всякого интереса смотрел телевизор. Но именно оно, это бездумное созерцание двигающихся по экрану теней, было сейчас единственным, что могло его успокоить. Он уже устал от лихорадочных размышлений, что делать. Он должен был просто посидеть. Посидеть без всякой цели. Посидеть и расслабиться.

Раньше он считал, что совершенное на него покушение и смерть жены — самое худшее и самое страшное, что когда-либо могло произойти в его жизни. Но то, что произошло сегодня, было, как он прекрасно понимал, еще страшней. После того как несколько офицеров ГРУ привезли сегодня утром на самолете из Ирана его сына, тут же поместив его под домашний арест, он отчетливо понимал: с этого момента он повис над пропастью. И, по здравом размышлении, спасти его от падения в эту пропасть не сможет теперь никто и ничто.

Телефон продолжал звонить. Это был прямой телефон, который знали немногие. Но именно поэтому Петр Николаевич не хотел снимать трубку. Сообщить, что он уже летит в пропасть, ему могли именно по этому телефону.

Наконец, выругавшись про себя, снял трубку:

— Да?

Определить, кому принадлежит прозвучавший в трубке голос, он сразу не смог. Но голос этот он наверняка знал:

— Петр Николаевич?

— Да, это я. Кто говорит?

— Петр Николаевич, это я, Володя Лапик.

Капитана третьего ранга Лапика, много лет связанного по службе с его сыном, Петраков отлично знал. Лапик был вхож в их семью, его очень любила покойная первая жена. Да и сам Петраков ценил этого расторопного и явно незаурядного человека.

Помолчав, Петраков переспросил:

— Володя Лапик?

— Да. Мне обязательно нужно с вами срочно встретиться. И поговорить.

— Но… — Помолчал. — Но вы же… Вас не должно быть в Москве.

— Петр Николаевич, я в Москве. Нам с вами нужно срочно встретиться и поговорить. От этого зависит все. Понимаете, все.

— Володя… — Он все еще не мог понять, как отнестись к этому звонку. — Вообще, вы знаете, что произошло?

— Отлично знаю. Я все знаю, поэтому и звоню. Петр Николаевич, слышите — еще ничего не потеряно.

— Ничего не потеряно?

— Да, ничего не потеряно. Все можно спасти. Все. И для всех. Но для этого мы с вами должны немедленно встретиться. Немедленно.

Подумал: да, он летит в пропасть. И спасти его не сможет даже Лапик, человек не просто незаурядно умный, но еще, как он знал, и расчетливый. Но сейчас ему не до рассуждений. Конечно, звонок Лапика, его слова о том, что ничего не потеряно, — соломинка, за которую можно ухватиться только от отчаяния. Но при всем при том он должен попытаться ухватиться за эту соломинку. Должен. Он должен попытаться ухватиться даже за пушинку. Потому что в пропасть сейчас летит не только он, но и его сын.

Осознав все это, сказал:

— Володя, вы где сейчас?

— Я в центре. Недалеко от ресторана «Балчуг». Если можете, подъезжайте сюда. Но только желательно, чтобы вы подъехали один, на вашей личной машине. Без водителя. Вы сможете?

— Не получится, Володя. В это время суток я могу выехать только на служебном «ЗИЛе». С двумя охранниками.

— Хорошо, подъезжайте хоть так. Но быстрее.

— Где мне вас найти у «Балчуга»?

— Меня искать не нужно. Я сам найду вас. Встаньте у тротуара метрах в тридцати от ресторана. Вашу служебную машину я знаю, ее трудно не заметить. Петр Николаевич, еще раз говорю: ничего не потеряно. Но мы должны увидеться.

— Хорошо. Ждите, я еду.

Повесив трубку после разговора с Петраковым, Лапик тут же набрал номер, который ему дал Рустамбек. Трубку сняли после трех гудков; голос с еле заметным кавказским акцентом спросил: