Милитариум. Мир на грани - [83]

Галиция. Предгорья, леса, реки, родники. Всюду целебные источники. Воды здесь с избытком. Похоже, теперь ее поболее станет, ведь слезы – тоже вода. А еще кровь. Война – она как прокаженное дерево, слезой да кровью орошается.

Двадцать четвертый корпус Восьмой армии растянулся от Галича до Чорткова, обозначив здесь южный фас Юго-Западного фронта. Он один, этот корпус, сдерживал попытки австрийцев хоть как-то помешать проведению Галицийской операции, когда российское войско опрокинуло во встречном сражении австрийцев и вышибло их ко Львову, за Станислав и за реку Сан. Сколько народу тут полегло, сколько крови – славянской, германской, австрийской, с венгерцами, моравцами, чехами в придачу. Слезы и кровь, огонь и дым. Вертятся чигири водяных млинов – карпатских мельниц, давят тяжелые жернова масло льняное и конопляное. Но сильнее есть камни. Ожили, завертелись, давят судьбы и радость людскую. Кто виноват и в чем причина? Ответа нет, только смех какой-то сквозь камень и сквозь землю, будто из-под ног, идет вместе с гулом кавалерийской атаки, с тяжкими вздохами разрывов. А на поляне, под поникшими огромными ивами, в солдатском кружке пелась песня. Новая война лишь начиналась. Жернова только разгонялись, шершаво дребезжа по разбитым дорогам обозами и пушечными колесами, клубясь паровозным дымом, неся в теплушках к фронту всё новые и новые полки и дивизии. Но скоро настанет время петь песни и об этой войне, а пока – о прошлых битвах и о славе выводили песенники:

– Рвались, грызя железо, кони в огонь турецких батарей. Неслись в атаку эскадроны лихих драгун-богатырей.

– Ага! Разведка пожаловала! Вовремя, – приветствовал его появление подпоручик, сидевший ближе остальных у входа на поляну.

– Мы вас еще позавчера ждали, – хмуро приветствовал старший по званию из офицеров, находившихся на поляне. – Проходите, прапорщик, не стесняйтесь. Тут у нас и кухня, и преферанс, и даже спальня, если вам угодно, лавки видите, какой ширины? Не удивляйтесь, что о вашем прибытии заранее извещены, сорока на хвосте принесла.

– Я не удивлен. Прапорщик Виктор Славин. По распоряжению штаба армии к вам, – отрекомендовался прибывший и протянул сложенный вчетверо бумажный лист, – вот предписание, Георгий Григорьевич.

С минуту старший по званию молчал, вглядываясь в примечательное лицо нового офицера, пытаясь угадать, каким образом возникли эти шрамы и как может это характеризовать человека. Ивовые ветки, слегка колышась, также изучали его, пробегая по щекам и по лбу тенями.

– Вы ошиблись. Георгий Григорьевич Ефимов отбыл в штаб дивизии.

– Ну и ну, – подхватив слова старшего офицера, засмеялся подпоручик, что приветствовал первым, – разведка, а уже ошибается!

– Никак нет, господин Ку-ку, Мадам. Вряд ли я ошибся. Если честно, весьма рад встретить людей, не утерявших чувство юмора.

Подпоручик покраснел. Такой кличкой его дразнили в полку, после случая, когда он, еще до войны, находясь на рождественском балу у самарского губернатора и пребывая в приподнято-шампанском настроении, сыграл с завязанными глазами с дамами в прятки. Там, случайно наткнувшись на самого губернатора и приняв его отчего-то за барыню, он и произнес свое знаменитое «Ку-ку, мадам! Вот и я!» и попытался поцеловать пойманную фигуру, чем сотворил большой конфуз и обрел себе красочное прозвище.

– По штатному расписанию, в полку имеется лишь один офицер в чине подполковника, так что… Вы – это вы, Георгий Григорьевич. Прошу извинить за фамильярность. Это никак не свидетельствует о неуважении. Просто желаю сразу разъяснить, что об офицерах части мне известно если не всё, то многое.

– Что ж, действительно, начальник штаба, Ефимов, к вашим услугам, – ответил подполковник, изучивший предписание, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что его внезапная мелкая ложь так удачно раскрыта. – Одного не пойму. Тут написано, что вы по особому заданию штаба и что с нашей стороны надлежит оказывать всяческое содействие, но… Как-то всё невнятно, что ли. Мало ли, что вам захочется тут сотворить, а нам, значит, оказывать содействие. Здесь армия, молодой человек.

Ивовые тени, почти уже успокоившиеся, вновь насторожились, принявшись заново ощупывать пришельца, и в умиротворенном воздухе пропела птица.

– Прошу меня извинить. – Прапорщик пожал плечами. – Со временем, возможно, я отвечу на многие вопросы. И сотворить мне захочется лишь то, что послужит делу победы наших армий. А еще, – взглянув на подпоручика, – я не из разведки.

– Как это? Тут прямо указано – сбор информации, анализ обстановки…

– Ввиду начала военных действий, при штабах созданы контрразведывательные отделы. Такой отдел отныне существует и в Восьмой армии, и именно к нему я и отношусь. Разведчику не обязательно знать всё про всех в нашей армии, гораздо важнее ему быть знакомым с офицерским составом противника и их планами. А я…

– Ясно. Вы – фискал, приставленный, чтобы отслеживать неблагонадежных.

– Я не жандарм, господин подполковник. Да и задача моя несколько иного свойства.

– Разве эти ваши отделы комплектуются не из жандармских служащих? Кем вы были до войны? Вернее, до создания таких отделов?