Милицейская академия I–II - [45]

Оставшись без ужина, бабка Маня сильно опечалилась: смотреть на голодный желудок жесткое порно не всякому под силу. Подлая сволочь Чикатило дожирал сосиску, лежа под комодом в коридоре. Зло торжествовало, похрюкивая и причмокивая на всю коммуналку. Добро роняло скупые слезы, поглядывая в телевизор. Когда на экране появилась реклама «Вискас», бабуля запустила в свой телеящик тапком и решительно вышла на улицу.

Старший оперуполномоченный лейтенант милиции Карягин в этот вечер был очень нездоров — его мучили похмельный синдром и начальник, наяривающий каждые полчаса по телефону — начальника, видать, мучала бессонница. Поэтому, когда в отделение заявилась бабка с грамотно составленным заявлением о краже законно нажитого имущества, Карягин в подробности не вдавался — лишь поправил, что ежели добро у бабки отняли, то это не кража, а уже грабеж.

Бабуля с готовностью поправила бумажку, Карягин ее зарегистрировал и, пообещав в кратчайшие сроки злодея арестовать, наконец–то завалился спать, послав всех начальников в те края, где они, собравшись всем скопом, и должны отсиживаться, пока не позовут за зарплатой.

Начальство заявилось с утра и, ознакомившись с ночными материалами, вызвало Карягина к себе. Слегка поглумившись над несчастным лейтенантом, начальник разъяснил ему пикантность ситуации: заявление принято, зарегистрировано – надо предпринимать необходимые следственные действия. Налей, провести следственный эксперимент и, самое печальное — опросить обвиняемого. Причем все это в присутствии понятых и, если пожелает обвиняемый — в присутствии адвоката, то есть глумиться над Карягиным будут, по крайней мере, трое, если не считать Чикатило. И еще на один, весьма существенный, момент указало начальство — как прикажете брить арестованного: всего или выбривать только макушку?

Лейтенант, пнув некстати подвернувшегося полицейского кота, прыжками понесся к бабуле. Бабуля, однако, заявление забирать категорически отказалась, напротив, вручила лейтенанту объемный труд, где, похоже, были описаны все прегрешения Чикатило с момента рождения, причем все правонарушения уже классифицированы с точки зрения соответствующих статей уголовного кодекса — помог студент юрфака, снимающий в квартире комнатушку.

Этот же студент, сволочь, ехидно скаля зубы, объявил себя адвокатом обвиняемого. Тут Карягин понял, что влип основательно: студент его живым не отпустит, сразу видно — крючкотвор и формалист, да еще веселится, гад.

Торговались долго, часа два. Наконец договорились — бабуля забирает заявление в обмен на компенсацию убытков, понесенных ею на протяжении всей жизни от этого мерзкого создания, плюс Карягин же обязуется компенсировать будущие потери и вообще берет над Чикатило шефство. Студент, сукин сын, вытребовал себе почетную грамоту за помощь в раскрытии преступления, которую Карягин обязался предоставить ему к ближайшей сессии. В торжище не принимал только Чикатило – он сладко спал, и снилось ему, похоже, правовое государство, в котором все, вне зависимости от волосатости лап и ушей, имеют право на юридическую помощь и защиту.

ОТКУДА ИСХОДИТ УГРОЗА МИРУ

В те давние славные времена, когда бутылка водки стоила десять рублей, а партбилеты еще не стоили двадцать долларов, я работал в одном научно–исследовательском институте в должности младшего научного сотрудника. Через некоторое время, однако, «пошел процесс», и скоро мне стало ясно, какой мучительной смертью я умру — зарплаты хватало только на жевательную резинку, а я заимел вредную привычку три раза в день что–нибудь проглатывать, симулируя завтрак, обед и ужин. Пришлось перестраиваться и искать новую работу.

Аркадий Петрович очень любил хороший чай. Когда меня пригласили на работу к нему в контору, первым делом он напоил меня замечательным цейлонским чаем, правда очень горячим. Он не очень ловкий человек и первый чайник всегда опрокидывает на себя, а если рядом есть хоть одна живая душа, хоть бы и кошка, то и на нее. Увидев, что Аркадий Петрович берется заваривать чай, опытные сотрудники фирмы вылетали из кабинета так, как будто их уже ошпарили. Это называется условный рефлекс, по Павлову. У меня рефлексу еще не откуда было взяться, но примерно за неделю работы на новом месте я очень полюбил «Боржоми» и всякие другие подобные напитки, не требующие после употребления мази от ожогов или пятновыводителя.

Вообще, чай и Петрович так же неразделимы, как джин, с тоником или даже с Борисом Николаевичем. Бывало, сломается у Петровича представительский «запорожец», и едем мы, понятное дело, в метро. Достанет он заветный свой термос и разольет чаек по кружечкам. Тут же в вагоне начинается паника — многие люди, особенно пожилые, прошедшие войну или недавние погорельцы, каким–то шестым чувством понимают, что вот она, погибель, подкралась незаметно. А деваться–то и некуда — из вагона на ходу не убежишь. Нфоторые молятся, но большинство скучивается возле дверей, притоптывая в нетерпении ногами. Один Петрович пить не может, а поскольку я реагирую теперь адекватно и стою в другом конце вагона, он, как человек нежадный, предлагает чаек всем соседям из тех, что еще не топчутся у дверей. Как правило, эти люди просто безмятежно спят, а потому все инстинкты у них притуплены. А напрасно! Каково, проснувшись в метро, обнаружить у себя на коленях кружечку кипяточка и рядом добрые глаза Петровича, вопрошающие, не желаете ли вы добавки.