Милее дома места нет - [5]

* * *

Прежде чем я успеваю вмешаться, Марс спускает курок и отправляет пулю в крестец песику Джейку, чье дыхание пахнет беконом и дружбой. Джейк издает приглушенный стон и падает.

— Ты что, мудак? — ору я так громко, что это удивляет нас обоих.

Марс откидывает назад прядь волос.

— Разве не в этом вся соль? — Его глаза блестят. Он страшно доволен.

У меня дрожат руки.

— Ты убил собаку.

— Не парься.

Не парься, думаю я. Пес мертв. Шпиц превратился в пшик. Семейство Андерсонов вернется домой со свежим загаром. А пес будет по-прежнему мертв. Джилл разрыдается. Андерсон подровняет усы, затем умрет. Никто ничему не научится. Мария поступит в художественный колледж и будет выяснять с подругами, кто из них несчастней. Кто-нибудь скажет: ненавижу свои ножищи, а Мария ей в ответ: учитель английского и литературы вломился ко мне в дом, разгромил мою комнату и застрелил мою собачку. На конкурсах душещипательных историй Мария всегда будет побеждать — благодаря мне. Пес мертв. Не парься, чувак. В этом вся соль.

Мы слышим пыхтение и оборачиваемся. Глаза у Джейка открыты. Он лежит на линолеуме без движения, с расфокусированным взглядом. Когда я опускаюсь рядом с ним на колени, пытается поднять голову, но ему мешает боль.

Марс хмыкает.

— Видать, оцарапало.

Я встаю и снимаю трубку с кухонного телефона Джилл Андерсон. Гудок сильный, ровный.

Марс ударяется в панику.

— Ты кому звонишь? Чего мы ждем? — Он выглядывает из окон, проверяя, не услышали ли соседи звук выстрела, нарушивший безмятежность мирного буднего дня. Потом тянет меня за рукав комбинезона. — Пошли!

Мне отвечают почти сразу.

— Девять-один-один, меня зовут Теодора, что у вас случилось?

— У нас случилось ограбление, — говорю я. — Ограбление со стрельбой.

Огромная челюсть Марса отвисает.

Я сообщаю Теодоре всю необходимую информацию, повторяю по буквам название улицы. Когда дело доходит до моей личности, я не вижу смысла скромничать.

— Я грабитель.

Теодора признается, что ей еще никогда не доводилось получать сведения о преступлении от самого преступника и спрашивает, не буду ли я возражать, если она позовет старшего диспетчера.

— Только не тяните, — говорю я.

Марс топчется перед опустошенным холодильником.

— Думаешь, я за это в тюрягу пойду? Оно мне надо?

— Не «оно мне надо», а «это мне надо».

Он вскидывает руки.

— Так валим отсюда, мать твою!

В трубке раздается голос — бойкий, словно бы даже отдающий мятным леденцом.

— Старший диспетчер у телефона. Могу я спросить, с кем говорю?

— Иногда меня называют Губителем Прошлого, Терминатором Сувениров. Отправьте сюда кого-нибудь, кто понимает в животных. Здесь подстрелили собаку. — Я кладу трубку и поворачиваюсь к Марсу. — Ты можешь делать что хочешь, — говорю я. — Но для меня все кончено. Прости, что я нецензурно тебя обругал, но не надо было стрелять в этого чертова пса.

Марс потрясен.

— Но я думал, ради этого мы сюда и пришли!

— Не надо… было… стрелять… в этого… чертова… пса.

Наступает пауза. Если не считать маленького моторчика Джейкова дыхания, дом тих, как мечта.

— Мне тебя жалко, — говорит он. — Ты такой…

— Умник? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Слабак.

Последнее, что я вижу от Марса, — это красные трусики, свисающие из его заднего кармана, ибо они последними перемахивают через затейливо подстриженную живую изгородь Андерсонов. Затем возникает новая опасность: соседский ретривер заходится лаем и мчится вдоль забора параллельно беглецу, пока резкое звяканье не возвещает о том, что его цепь кончилась. Марс исчезает. Ретривер оценивает ситуацию и замолкает.

Мне остается только ждать. Я приношу из подвала назидательное шардоне и наливаю себе бокал. В шерсти у хвоста Джейка расцветает кровь. Я сажусь около него на корточки и приваливаюсь к стене.

— Чудесный пес.

Я поворачиваю в руке бокал. На что смотреть, не знаю, но готов поручиться, что вино хорошее — с ароматом фруктов, или дерева, или мха, или что там еще бывает. Такое понравилось бы даже Анне, хотя человек, который хранит в подвале целый арсенал бутылок, уложенных рядами, точно снаряды, не вызвал бы у нее ничего, кроме презрения.

Анна любила выпить стакан пива на веранде во время заката. Это была ее тема. Мои глаза застилают слезы. Я слышу сирены.

Джейк тихонько тявкает. Пуля чиркнула его по спине, но и только; я вижу место, где она попала в стену. Он оглушен и напуган, но с ним все будет в порядке. Я провожу ладонью по всему его тельцу — пусть знает, что он еще на этом свете.