Милая, обожаемая моя Анна Васильевна - [61]

Смирнов, Михаил Иванович (1880-1937) - в то время капитан 1-го ранга, позже (1918) контр-адмирал. Из петербургских потомственных дворян. Окончил Морской кадетский корпус (1899), Минный офицерский класс (1904), Военно-морское отделение Николаевской морской академии (1914). Служил в Штабе начальника эскадры Тихого океана, затем (1906-1910) - в МГШ. Автор трудов по военно-морской тактике и истории русского флота. В 1910-1916 гг. на Балтике: офицер на линейных кораблях "Слава" и "Пантелеймон", командовал эсминцами "Выносливый" и "Казанец". В сентябре 1914 - марте 1915 г. - в командировках на союзные флоты, действовавшие против неприятеля в Северном море и в районе Дарданелл. В июле 1916 г. по предложению Колчака перевелся одновременно с ним на Черное море, был его флаг-капитаном по 8 апреля 1917 г.; при всех выходах Колчака в море сопровождал его, становясь начальником его малого (походного) штаба. С 8 апреля по июль 1917 г. - нач. штаба Черноморского флота (сменил С.С. Погуляева). Покинул Черноморский флот вместе с Колчаком, в составе миссии Колчака ездил в США. В 1919 г. управляющий Морского министерства Омского правительства и командующий Речной боевой флотилией. Летом 1919 г. руководил успешными боевыми операциями флотилии на реках Белой и Каме. В эмиграции - в Великобритании. В 1930 г. издал в Париже небольшую книгу "Адмирал Александр Васильевич Колчак (Краткий биографический очерк)" (переиздана в Москве в 1992) с целью помочь сбору средств для Р.А. Колчака, чтобы сын адмирала смог закончить высшее образование.

3 В условиях нараставших беспорядков С.Н. Тимирев, возвратившись 25 февраля из Бочева в Петроград, решил, не дожидаясь конца отпуска, вечером того же дня ехать к месту службы - в Ревель. Анна Васильевна с сыном на время осталась в Петрограде: квартира находилась в тихом (по части волнений и беспорядков) районе, и С.Н. мог не волноваться за семью. Так А.В. Тимирева в дни падения царской власти оказалась в столице.

No 3

Батум 28 февраля

Эск[адренный] мин[оносец]

"Пронзительный"

Третьего дня утром я ушел из Севастополя в Трапезунд1 и, по довольно скверному обыкновению, попал в очень свежую погоду, доходившую до степени NW-го [северо-западного (NW - норд-вест, северо-запад)] шторма. Дикая качка на огромной попутной волне с размахами до 40( позволила мне заняться только одним делом - спать, что было тем более кстати, что перед уходом я занялся "гаданием", неожиданно окончившимся утренним кофе. Ночью было крайне неуютно - непроглядная тьма, безобразные холмы воды со светящимися гребнями, полуподводное плавание, но к утру стихло. Мрачная серая погода, низкие облака, закрывшие вершины гор, и ровные длинные валы зыби, оставшиеся от шторма, - вот обстановка похода к Трапезунду. Стали на якорь на открытом рейде в виду огромного прибоя, опоясавшего белой лентой скалистые берега. Ветром нас поставило поперек зыби, и начались безобразные размахи, еще худшие, чем на волне. Одно время я думал сняться с якоря и уйти, но потом спустили вельбот, и я со своими помощниками отправился на берег. Во временной гавани, немного укрытой от прибоя, высадились. Впечатление стихийной грязи и хаоса - если это можно назвать впечатлением действует даже на меня, видавшего эти явления в весьма значительной степени проявлений. Сотни невероятного вида животных, называемых лошадьми, орда пленных каннибалов, никоего образа и подобия Божия не имеющих, работающих в непролазной грязи и потрясающей атмосфере, орущая и воняющая под аккомпанемент прибоя, - вот обстановка снабжения приморских корпусов Кавказской армии2. Осмотр порта, завтрак и совещание у коменданта генерала Шварца3, мне знакомого еще по [Порт]-Артуру, получасовая поездка за город, поразительные сооружения и развалины укреплений и дворцов Комнинов4, нелепо раскачиваемый миноносец, и ход вперед вдоль побережья Лазистана с осмотром Сурмине, Ризе и Атина - открытых рейдов с огромным прибоем, разбивающимся о скалы, и величественными бурунами, ходящими по отмелям и рифам. Зыбь не улеглась до вечера, пока мы не вошли в кромешной тьме, пасмурности и дожде при пронизывающем холоде в Батумскую гавань. Здесь можно было спать, не думая о том, чтобы неожиданно и против всякого желания из койки отправиться под стол или другое место, совершенно не приспособленное для ночного отдыха.

Сегодня с утра отвратительная погода, напоминающая петроградский сентябрь, - дождь, туман, холод и мерзость. Отправились встречать Велик[ого] Князя Николая Николаевича, прибывшего в Батум для свидания со мной и обсуждения тысячи и одного вопроса5. После завтрака в поезде осмотр порта и сооружений, и в виде отдыха - часовая поездка за город, в имение генерала Баратова6. Место поразительно красивое, роскошная, почти тропическая растительность и обстановка южной Японии, несмотря на отвратительную осеннюю погоду. Впрочем, и на Киу-Сиу в январе погода бывает не лучше7. Меня удивили цветущие магнолии и камелии, покрытые прямо царственными по красоте белыми и ярко-розовыми цветами. Сопровождавший меня ординарец генерала Баратова, раненый и присланный с фронта осетин, заметив мое внимание к цветам, немедленно нарезал мне целую связку ветвей магнолий и камелий, покрытых полураспустившимися цветами. Вот не стыдно было бы нести их Вам, но Вас нет, и пришлось изобразить довольно трогательную картину: химера8, которой подносит добрый головорез белые и нежно-розовые камелии. Как хотел бы я послать Вам эти цветы - это не фиалки и не ландыши, а действительно нежные, божественно прекрасные, способные поспорить с розами. Они достойны, чтобы, смотря на них, думать о Вас. Они теперь стоят передо мной с Вашим походным портретом, и они прелестны. Особенно хороши полураспустившиеся цветы строгой правильной формы, белые и розовые; не знаю, сохранятся ли они до Севастополя, куда я иду полным ходом по срочному вызову. Получены крайне серьезные известия из Петрограда9 - я не хочу говорить о них.