Милая, 18 - [56]

Сожгли дотла синагогу рабби Соломона после того, как Штутце застал его в подвале во время занятий с учениками. (Я готов поклясться, что сын Бронского посещал эти занятия. А может, и нет. Во всяком случае, среди отправленных в Павяк его не видели.) Синагогальная община раб­би Соломона заплатила штраф в двадцать тысяч злотых за детей, чтобы их выпустили, и за бен­зин, который потребовался, чтобы сжечь осквер­ненную синагогу. Половину штрафа Американский фонд, где работает Земба, заплатил долларами.

Подростков из нашего приюта на Повонзкой и из десятков других приютов обязали сдать кровь для немецкой армии. Интересно, знает ли Гит­лер, что его арийцам переливают нечистую кровь?

Шимон Эден рассказывает, что увеличился спрос на яды. Чуть ли не каждый носит при себе ампу­лу — на всякий случай.

Уже несколько ночей подряд никому не удает­ся поспать больше двух-трех часов: свистки, стрельба, топот — какой уж тут сон! Из ночи в ночь только и слышно: ”Юден, раус” — ”Евреи, выходите!” . Если бы раздавали призы за изощ­ренность жестокостей, победителем вышел бы на­верняка ”Рейнхардский корпус” Штутце. Его мо­лодчики заставляют старых религиозных евреев под дулами пистолетов чистить тротуары, пля­сать голыми, таскать булыжники, бить друг дру­га галошами, накладывать в штаны. Но что бы ни заставляли евреев делать, я ими горжусь. Они продолжают носить бороду и пейсы, ходят с гор­до поднятой головой, хотя сам их вид навлекает на них опасность. Этих людей из породы рабби Соломона нельзя не уважать, и нам, сионистам, есть чему у них поучиться.

Завидуя Штутце и все время стараясь от него не отстать, Шрекер выпустил из сумасшедшего дома этническую немку Грету. У нее патологи­ческая ненависть к евреям. Ей разрешено разгуливать по северным кварталам с обрезком свин­цовой трубы в руках. 

Александр Брандель

Глава шестнадцатая

Из дневника 

С каждым днем все больше проясняются немец­кие планы. Краковская газета не перестает тру­бить о ”резервациях для евреев” — так они об­разно называют гетто.

Усилились слухи о том, что евреев из Авст­рии, Чехословакии и Германии вышлют в Польшу.

Разговоры о ”резервациях” велись не зря. Вче­ра в Лодзи официально создано гетто. Хаим Рамковский назначен председателем Совета старей­шин. Анна Гриншпан сейчас там, выясняет, нель­зя ли у них устроить ”Дом взаимопомощи”, как у нас на Милой, 18. В Лодзи приблизительно две­сти тысяч евреев.

Вчера на нашей еженедельной встрече Гольдман сказал, что, по его мнению, мы подошли к пе­реломному моменту. Он считает, что до сих пор все бесчинства творились, чтобы сломить нас, а теперь, когда прибыл еще один нацистский на­чальник, оберфюрер Альфред Функ, все и начнет­ся, потому что Функ осуществляет прямую связь между Берлином и Глобочником из Люблина и у него, несомненно, полно сюрпризов, уготованных нам новой немецкой политикой. 

Александр Брандель

*  *  *

Бригадный генерал СС Альфред Функ, молодой голубоглазый и белокурый ариец из тех, которы­ми гордится Гитлер, был человеком умным и об­разованным — такие преуспевают на любом попри­ще. К тому же, не в пример солдафону Рудольфу Шрекеру, Францу Кенигу, психопату Зигхольду Штутце и циничному бездельнику Хорсту фон Эппу, на него можно было положиться.

Как и фон Эпп, он считал, что победный марш нацизма остановить нельзя, но, в отличие от фон Эппа, верил, что Гитлер поведет немецкий народ к небывалым высотам, и вместе с большинством своих соотечественников добровольно при­соединился к этому походу ”ради достижения ве­ликой цели”. Немецкую традицию беспрекословно­го подчинения начальству он воспринимал как должное, стремился стать важной, влиятельной персоной и добился своего. Сначала ему претили нацистские методы, но вскоре он понял, что жес­токая политика концентрационных лагерей, по­прания гражданских свобод и уничтожения любой оппозиции очищает путь к великой Германии. И эту политику он начал проводить в жизнь созна­тельно, не брезгуя никакими средствами — лишь бы достигнуть цели.

Альфред Функ безусловно обладал твердым ха­рактером и умел подчинять своей воле других. Как только из отдела 4Б гестапо в Берлине от Гейдриха и Эйхмана поступили основные наметки общего плана, оберфюреру Функу сразу же пору­чили установить секретную связь с Глобочником в Люблине.

Когда Эммануила Гольдмана вызвали в ратушу к оберфюреру, он уже догадывался о полномочиях Функа в Варшаве.

— Мы озабочены отсутствием у евреев гигиени­ческих навыков, — спокойно сказал Функ. — У вас в домах полно вшей, а они — разносчики тифа.

”Да, Функ выбрал интересную тактику”, — по­думал про себя Гольдман, а вслух сказал:

— Я не врач, как, например, знаменитый док­тор Франц Кениг, но вшивость у нас появилась потому, что с введением ваших порядков мы ли­шены самых необходимых предметов гигиены.

Функ пристально посмотрел на Гольдмана, но упрямый старик и глазом не моргнул.

— Данные наших исследований, — взял со стола бумагу Функ, — показывают обратное. Не секрет, что евреи грязнули. Взгляните на этих борода­тых. Где вшам и заводиться, если не у них.

— Раньше они у них не заводились.

— А теперь заводятся, верно ведь, Гольдман? Итак, Гольдман, я хочу, чтобы ваш Еврейский Совет помог нам позаботиться о жителях Вар­шавы. Пусть ваше ”Общество попечителей сирот и взаимопомощи” откроет санитарные пункты по борьбе со вшивостью. Каждый еврей, пройдя сан­обработку, получит справку, которую и нужно будет предъявлять для получения продовольст­венных талонов. Мы же устроим тщательные про­верки в домах, чтобы избавиться от этой напас­ти.