Миланская роза - [5]

— Неужели тебе так невмоготу? — спросила Роза, стараясь не выдать собственного волнения. — Неужели тебе так трудно жить?

— Этому ремеслу я еще не научилась.

— Опять слова! — рассердилась бабушка. — И где ты их только набралась! Не то чтобы нам выпала лучшая в мире участь, но жизнь-то Бог дал всего одну…

Глория устало смежила веки и отвернулась: что бы она ни сказала, все прозвучало бы фальшиво. Появилась медсестра — предупредить Розу, что пора уходить. Но, увидев, как безмолвно страдают обе женщины, осторожно прикрыла дверь.

— Как же я не заметила, что с тобой происходит? — вздохнула Роза.

— Я оказалась хитрей: мне удалось скрыть, а тебе не удалось обнаружить, — иронично заметила Глория, посмотрев бабушке в глаза.

— Именно это меня и тревожит…

— Думаешь, если бы ты догадалась, то смогла бы повлиять на меня?

Глория усмехнулась, в словах ее чувствовался вызов.

— Моя жизнь принадлежит мне! — резко произнесла она. Но тут же добавила: — К несчастью, мне…

И она отвернулась, прячась лицом в подушки.

Роза старалась подыскать нужные слова, уместные в такую минуту, но слова не находились, и она остро ощутила свою беспомощность. Ее обступали призраки прошлого, неуловимые и мучительные. Душевные силы, что когда-то помогали Розе пережить тяжелые моменты, теперь оставили ее. Она стара, безнадежно стара. Всего лишь снисходительная улыбка внучки развеяла иллюзии бабушки, считавшей себя сильной и могущественной.

Роза попыталась сделать Глории внушение:

— Глория, ты женщина, тебе уже двадцать шесть. У меня в твоем возрасте было двое сыновей…

Перед глазами Розы встали ее дети: крепкие, красивые мальчики. Эти воспоминания придали ей сил, но она тут же отбросила их и обратилась к внучке с суровыми словами:

— Ты живешь как во сне. Я считала тебя взрослой женщиной, да, видно, ошибалась.

Глаза Розы гневно сверкали, лицо пылало от негодования.

— Ты что думаешь, жизнь — это волшебная сказка?

— Ничего я не думаю… — робко возразила Глория.

— Конечно! Малейшая трудность — и тебе хочется уйти, хлопнув дверью. Но жизнь несется, как скорый поезд. На ходу не выскочишь… И не забудь, я тоже в этом поезде!

— Прости, бабушка…

Голос Глории звучал мягче.

— И я когда-то жила в розовом тумане, — не унималась Роза, — и я верила, что жизнь — прекрасный цветок, распустившийся для меня. Когда ты молода, тебе кажется, что только сорви его — и на твой век хватит этой живой благоуханной прелести. И ты осторожно прячешь цветок в ладонях, вдыхая его аромат, с закрытыми глазами, со счастливой улыбкой умиления… — Голос Розы срывался от волнения. — А когда раскроешь ладони, оказывается, твой прекрасный цветок завял; лепестки засохли и опали, развеялось благоухание. И ты держишь в руках что-то жалкое… Тогда тебя охватывает горечь, горечь утраченных иллюзий. Все существо твое рвется к этому цветку, а его уже нет. Но душевный порыв остается, остается до самого заката жизни, если, конечно, тебя не унесет в могилу раньше времени несчастный случай или безжалостная болезнь. Однако жизнь иногда дает нам утешение, спасая от безнадежности. Ты, например, мое спасение; ты вознаграждаешь меня за страдания. Где-то в этом необъятном мире есть утешение и для тебя, и ты его непременно найдешь.

Роза говорила искренне; последние слова она произнесла тихо и печально. Глория молча слушала бабушку.

— Все именно так, — продолжала Роза. — Ты искала смерти, потому как решила, будто тебя в жизни уже ничего не ждет. А ведь ты еще и не срывала свой прекрасный цветок!

Слушая бабушку, Глория ощутила, как глубоко одиночество старой женщины, которую считали всемогущей.

— Наверное, мы обе сегодня кое-что поняли, — произнесла она.

— Надеюсь, — грустно откликнулась Роза.

И печаль бабушки, словно в зеркале, отразилась в глазах внучки.

— Да, — вздохнула Роза, — в моем прошлом довольно тайн, несбывшихся желаний и утраченных грез. Сердце мое переполнено тоской, дорогая…

Никогда Глория не видела Розу Летициа такой — признания бабушки никак не соотносились с привычным для нее обликом главы семейства.

— Я сожалею… — произнесла Глория, то ли имея в виду свой безрассудный поступок, то ли неизвестные доселе страницы жизни Розы, что так неожиданно открылись ей.

— Ну, хватит, — отрезала Роза и, нажав кнопку, развернула кресло-каталку к огромному окну. Она не хотела, чтобы внучка заметила нахлынувшие слезы.

Роза сдвинула кремовую нейлоновую занавеску и взглянула на огни города. Ее затуманенному взору они казались колеблющимся пламенем свечей на фоне черных крыш и блестящего от дождя асфальта. На колокольне церквушки рядом с клиникой пробили часы. Синьора Роза нахохлилась в кресле. Никогда еще Глория не чувствовала, что бабушка так дорога ей.

В дверях показалась медсестра, из-за ее спины выглядывала вторая.

— Извините, — вполголоса, но твердо произнесла сестра, — надо сделать укол, а потом синьоре лучше отдохнуть.

Роза Летициа энергично высморкалась. К ней вернулась обычная уверенность.

— Ухожу! — заявила она и властно добавила, двигаясь к дверям: — Следите как следует за моей внучкой, а то не сносить вам головы!

Глава 3

Олимпия проверила температуру воды в ванне и осторожно подложила под голову синьоре Розе резиновую, обшитую губкой подушечку.