Микроурбанизм. Город в деталях - [13]

Ты смотришь из пустых окон вниз и туда, и ты чувствуешь собой вот это здание, ты ощущаешь, как вот оно здесь стоит, и вот, сколько времени уже так, смотрит окнами как будто (Е. Г., 26 лет, диггер).

И все же заброшенные места осваиваются не только через созерцание. Особое отношение к ним образуется различными режимами действия, в том числе графикой и письмом, актуализирующими телесный опыт.

Там в одном месте вся стена была исписана… не помню, в стихах, не в стихах… по-моему, не в стихах. Девушка писала что-то, типа, парню, типа, что ты разбил мне сердце, что ты… там очень красиво и очень много написала. У нее был очень красивый почерк. Что ты разбил мне сердце, что, типа там, мне очень больно, но я тебе все прощаю. Что, типа, блин, я тебя отпускаю, можешь уходить куда угодно, что мы в конце концов расстанемся. Ладно, ну, типа, все нормально и так далее, и тому подобное (А. Е., 23 года, руфер, фотограф).

Особый статус заброшенных объектов до некоторой степени превращает и их в своеобразные “храмы” уединения и спокойной разрухи, которые столь разительно отличаются от ритма обыденного города. Надписи и тэги актуализируют вертикальное измерение города. В идеале тэги проставляются в труднодоступных местах, на крышах высоток, подъем на которые связан с определенными трудностями. Подобную практику можно рассматривать как опыт индивидуации через маркирование собственного статуса, определяемого в вертикальной системе координат заброшенных зданий и “недостроев”:

Написали корректором: “первая экспедиция”, – красиво так, со скобочками. Кстати, это… Оно должно до сих пор сохраниться, по идее. Потому что корректор, он, во-первых, особо не смывается… А во-вторых, оно написано на… Такие треугольные штуки на крыше, а в них круги. Вот на эти штуки как раз это и было написано. Там в принципе писали еще до нас… Там были надписи паркурщиков одного из клубов, там, метки, что они, типа, туда залазили, и тому подобное. Это уже баллончиками (В. Т., 20 лет, руфер).

Тело

Опыт тела до некоторой степени противоположен опыту взгляда на город. Концептуализируя это различие, Де Серто говорит о двух способах прочтения города: о разглядывании и о восприятии его через движение (вписывании собственного тела в конфигурацию города)[61].

Есть такая фигня, что люди, которые ездят на общественном транспорте, они город не знают. Те, которые ездят на своем транспорте, они так, где-то какие-то улицы дополнительные знают. Если ходят пешком по городу или хотя бы ездят на велосипедах, вот они реально знают (Е. Г., 26 лет, диггер).

“Вчувствование” тела в осваиваемое пространство или объект передается в словарях urban exploration в специфических терминах, характеризующих пространство и способы передвижения, работы тела в нем: “залаз”, “ракоход”, “копай” (не глагол, а существительное) и др. Опыт тела становится самоценным. Однако описания его как такового встречаются довольно редко, чаще всего оно оказывается неразрывно связанным со сложными ландшафтными характеристиками объекта:

Когда я первый раз полез по этой лестнице, я залез с одной стороны, а потом увидел, там какие-то чуваки шарятся, ну, неприятные такие. И они, не знаю, как залазили. Там углубления есть, и они залазили туда, типа, что-то искали, типа, что-то высматривали. Я думаю: надо побыстрее валить оттуда. Короче, начал с перепугу спускаться по этой лестнице. Спускаюсь. В какой-то момент понимаю, что под ногами ступенек уже нету, и есть какой-то непонятный канат, который не понятно, на чем держится… И лезть обратно 20 метров вверх… ну, вообще. Пришлось спускаться, то есть как-то раскачиваться, спрыгивать. Нормально. А потом шел, они там в другом углу, они внизу сидели. А я шел поверху, то есть я их видел, слышал прекрасно, о чем они разговаривали… (А. Е., 23 года, руфер, фотограф).

Лестницы, переходы, канаты, провалы… Пространственная свобода заброшенного места двояка: с одной стороны, на возможные способы перемещения, телесные практики взаимодействия с развалинами накладывается минимум ограничений; с другой – она требует иных, более сложных, чем для обыденного пространства, стратегий освоения через движение. Практики перемещения в пространстве заброшенных объектов могут иметь весьма экстремальный характер. Дополнительным их эффектом становится индивидуация через достижение вершин, преодоление трудностей: крыши и пустые здания не всегда осваиваются, нередко они покоряются.

Он такой: давай полезем вот туда, там по крыше, по-над крышей, ну и всякое такое. А стремно, скользко, довольно стремно, может обвалиться и так далее. А я стараюсь всегда за безопасностью следить, там, если что, ну его на фиг. И я говорю, блин… Обвалится. Ну ладно, что-то полез, потом я за ним полез, смотрю, и там короче, можно вылезти через окно, попасть, короче, на чердак и там уже лазить по всему зданию, там два прохода (И. Ч., 20 лет, трейсер, руфер, DoZoR).

Умение приспособить тело к уникальной конфигурации ландшафта вознаграждается. Проблема, требующая нестандартной телесной работы, переживается как приключение. Сама же практика тела, которая при этом вполне могла бы быть озвученной в терминах, например, скалолазания, остается в тени маршрута и того ландшафта, по которому он проходит.