Микеланджело - [17]

Вся Италия, охваченная паникой, гудела, как растревоженный улей. Король Неаполя, выступивший навстречу захватчикам во главе своей армии и уверенный в том, что раздавит чужеземцев, встретился с французской армией под Рапалло, имя которого с того дня стало нарицательным, обозначающим полнейший разгром. После поражения неаполитанского короля никто уже не мог воспрепятствовать продвижению Карла VIII. Наконец-то были оценены преимущества хорошо оснащенной, сильной армии перед бандами кондотьеров, которых до сих пор было достаточно, чтобы регулировать разногласия между итальянскими государствами. Для тех коварных военных авантюристов боевые действия были не больше чем доходные операции, перед которыми ставилась цель захвата как можно большего количества денег при минимальных потерях людей. Между кондотьерами существовала своего рода молчаливая договоренность, имевшая целью сокращение ущерба. Но эти дьяволы-французы… как заставить их понять, что война — это как шахматная партия, где речь идет не об истреблении пешек, а об умении маневрировать? Французы привыкли убивать и позволять убивать себя в сражениях. Итальянские солдаты, которым такой подход был чужд и достоин самого большого осуждения, каждый раз, когда для этого была малейшая возможность, бежали с поля боя, предпочитая такое решение смерти, хотя бы и героической. Дорога на Рим и Неаполь, основные цели французского наступления, оказалась открытой. Флоренция была слишком соблазнительной для Карла VIII, чтобы он не дал крюк и не остановился здесь.

Возможно, город был бы готов защищаться, но горожане благодаря проповедям Савонаролы уже заранее были уверены в том, что французы, как орудие в деснице Божьей, были непобедимы. Если Господь избрал для отмщения Карла VIII, этого уродливого коротышку, почти карлика, у которого, как говорили, было по шесть пальцев на каждой ноге, какая человеческая сила могла бы его остановить? К тому же у Пьеро, этого посредственного военного и такого же политика, не было армии. И вполне вероятно, что он также ждал прихода французов, чтобы с их помощью реализовать свой проект установления тирании.

Все вело к неизбежности катастрофы. Суеверные люди видели множество гибельных предзнаменований. Ежедневно проявлялись признаки, грозившие смертью и опустошением, подобно описанным древними. Микеланджело предзнаменованиям не верил, но его тем не менее волновала эта лавина несчастий. Было ли вторжение французов угодно Богу как кара или это было всего лишь политическое событие, но вся Италия была потрясена им. Что же было делать ему самому в этом водовороте событий? Оставаться во Флоренции или искать прибежища в каком-нибудь регионе Италии, менее подверженном вторжению?

Таковы были вопросы, бродившие в его голове, когда однажды он встретил музыканта Кардьере, которого очень любил Лоренцо Великолепный. Бледный, потрясенный Кардьере рассказал своему другу, что прошлой ночью ему явился Лоренцо, такой, каким он выглядел, когда его, покрытого рваным саваном, опускали в могилу. Призрак велел ему пойти к его сыну Пьеро и сказать, что приближается момент, когда он будет изгнан из Флоренции. Надо ли верить сказанному призраком? Должен ли он ему повиноваться?

Микеланджело, чрезвычайно взволнованный этим рассказом, совпадавшим со всеми политическими прогнозами, отвечал Кардьере, что он должен выполнить волю призрака. Однако музыкант колебался, разрываемый на части ужасом, вызванным этим явлением, и страхом прогневить Пьеро, передавая ему отцовское послание. Они расстались, так ничего и не решив.

Несколькими днями позднее к Микеланджело опять пришел Кардьере. Ночью ему снова явился Лоренцо. Он повторил свои зловещие предсказания и, строго упрекнув за небрежение к своему предупреждению, положил ему на лицо ледяную руку, как бы подтверждая тем самым реальность своего появления.

На этот раз больше медлить было нельзя. Кардьере, следуя советам Микеланджело, спешно отправился в Кареджи, а юный скульптор вернулся к себе и принялся укладывать свой багаж. Хотя суеверными в то время люди в основном не были, явление призраков всегда пробуждало в них некоторую тревогу. Если Лоренцо Великолепный решил выйти из могилы, чтобы предупредить сына о близких неприятностях, можно было не сомневаться в неизбежности катастрофы.

Выдумки Кардьере позабавили обитателей Кареджи. Его сообщение было встречено громкими взрывами хохота. Даже описание призрака в ужасных лохмотьях не взволновало тех, кто его слушал. Его видения посчитали фантазией, бредом пьяницы и чистым абсурдом. В самом деле, если у Лоренцо было что сказать своему сыну, с чего бы ему было обращаться к такому незначительному человеку, как Кардьере, вместо того чтобы самому явиться Пьеро?

Однако Микеланджело, более осторожный, чем тот, для кого было предназначено это предостережение из загробного мира, воспринял все всерьез. Падение Медичи и захват Флоренции французами были слишком вероятными даже без всяких сверхъестественных посланий, чтобы разумный человек усомнился в такой возможности. Микеланджело, движимый как желанием увидеть мир, так и инстинктом самосохранения, понял, что его вместе с двумя друзьями, одним из которых был, возможно, Кардьере, ничто не обязывало оставаться во Флоренции, и они решили уехать из города, над которым нависла страшная угроза. Но куда?