Михайлов день - [5]

***

С годами старец Адриан болеет всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку».

— Только через мой труп! — преграждает ей дорогу Катя.

— Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? — возмущаются сибиряки.

Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи:

— Батюшка, родненький, меня не пускают к вам!

— Чего тебе, Лидочка? — выходит на крыльцо отец Адриан.

— Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословения на дорогу у вас не взяла.

— Сдай билет на автобус. Поедешь поездом.

— Нельзя мне поездом, — горячится Лидочка. — Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и…

— Поедешь поездом, — пресекает эту дискуссию батюшка и туг же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод.

О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она действительно поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждающих: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель КАМАЗа, и было много крови и жертв.

— Приму лишь тех, кто уезжает завтра, — объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня.

«Иди за Ним!»

Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже «скорую» вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?» Но и без слов келейника видно — батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём:

— Ещё святитель Игнатий Брянчанинов писал, что истинных старцев уже не стало, и даже в монастырях не владеют Иисусовой молитвой.

— Покороче можно? — шепчет келейник.

— Ну, если вкратце, то ещё святые отцы утверждали: «Не все в монастыре спасаются, и не все в миру погибают». Вот у нас в монастыре не братия, а братва, и отец наместник — дракон.

— Значит, хочешь уйти из монастыря? — спрашивает батюшка. — А знаешь ли, брат, что монах, покинувший свой монастырь, приравнивается к самоубийце и даже лишается христианского погребения?

— Мама болеет, — сникает инок, — и просит вернуться домой.

— Вот и меня мама о том же просила. И была, брат, такая история…

Впрочем, эту историю я уже знаю от московских знакомых старца. А дело было так. Однажды отец Адриан получил от матери слёзное письмо, где сообщалось: сгорел их дом, живут теперь в землянке. А в землянке в дожди вода по колено, и тяжело заболела мать. Вот и умоляла мать сыночка хотя бы на время оставить монастырь, заработать денежку и построить им дом, ибо помощи ждать больше не от кого. Из монастыря отец Адриан тогда не ушёл, но денно и нощно молил святителя Николая Мирликийского помочь его больной матери.

Долго ли молил, не знаю, но вдруг приносят ему сумку с деньгами, а в сумке записка с просьбой передать эти деньги матери монаха, у которой сгорел дом. Кто прислал эти деньги — до сих пор неизвестно. Но когда, купив дом, мать отца Адриана стала осматривать его, то обнаружила на чердаке большую икону Николая Чудотворца, и Святитель улыбался ей.

— Тяжело тебе, брат, понимаю, — утешает батюшка инока и суёт ему в карман свёрток с деньгами. — Тут мне денежки передали, а ты матери их перешли, чтоб лекарства самые лучшие и питание хорошее. Главное, веруй — не оставит Господь.

— Погибаю я, батюшка, — плачет инок. — Хочу спастись, а осуждаю всех.

— А на это вот что скажу…

Но договорить им не дают — приехала «скорая». А батюшка всё силится продолжать приём, обращаясь теперь ко мне:

— Прошу, ответь на это письмо.

Беру у батюшки нераспечатанное письмо от знаменитой спортсменки-чемпионки, из которого позже узнаю: после травмы позвоночника её парализовало. Никакое лечение не помогает, но в Бога она верует, крещена ещё во младенчестве, и знакомый священник причащает её на дому.

— Напиши ей, — диктует ответ батюшка, — что она некрещёная. А что крестили её во младенчестве, она ошибается. Теперь многие ошибаются так. А после крещения ей полегчает и, глядишь, на поправку пойдёт.

— Батюшка, но вы же не прочитали письмо и даже не распечатали его, — недоумеваю я.

— Разве не прочёл? — удивляется старец и даёт последние наставления. — Без меня ходи к батюшке Иоанну (Крестьянкину). Он духовный, а я кто? Это раньше были великие старцы, а теперь остались одни старички.

Много позже архимандрит Иоанн (Крестьянкин) напишет мне в письме: «Отец Адриан — вот истинный старец, а я лишь душепопечитель». И слово в слово повторит сказанное отцом Адрианом о былых великих старцах и нынешних старичках, имея в виду самого себя.

Старцы иногда говорят одинаково, но они очень разные. У архимандрита Иоанна дар слова, и к нему часто ездили в ту пору именитые интеллектуалы, чтобы послушать богомудрые поучения старца. А к батюшке Адриану всё больше лепится тот горемычный народ, где жизнь — скорбь на скорби, и одолевают болезни.