Михаил Тверской - [92]

В Твери в отсутствие Михаила княжил его сын, пятнадцатилетний Дмитрий. За свой тяжёлый взгляд он получил прозвище «Грозные Очи» и даже «Звериные Очи». Не устрашившись незваного гостя, Дмитрий с тверским войском выступил навстречу отряду Фёдора Ржевского. Кровопролитное сражение казалось неизбежным. Однако удельные войны оканчивались так же неожиданно, как и начинались. Выйдя к противоположным берегам Волги близ Твери, два войска простояли полтора месяца в томительном ожидании (17, 179). Силы были примерно равны, и никто не хотел рисковать, переправляясь через холодную реку. Но дело было не только в географическом препятствии. Оба противника ждали каких-то указаний от своих патронов. Шесть недель — это как раз тот срок, за который скорый гонец из Твери, меняя лошадей на ямах, мог добраться до Сарая и вернуться обратно. Дмитрий Тверской получил какие-то указания от отца и, выполняя их, заключил мир «на всей воли новогородской» (14, 371). Очевидно, этот мир предусматривал освобождение арестованных в Новгороде тверских наместников и признание тверичами Юрия Московского князем в Новгороде.

Противники без боя разошлись восвояси. Завершение конфликта оказалось как нельзя более кстати. Начинались заморозки, и жить в полевых шатрах было уже невозможно.

Новгородцы, безнаказанно пограбившие тверские земли и подписавшие мир на своих условиях, ощущали себя победителями. Однако они понимали, что основная борьба ещё впереди. Михаил Тверской, вернувшись из Орды с ярлыком на великое княжение Владимирское и татарской ратью, будет жестоко мстить Новгороду за содеянное. И потому они с удвоенной настойчивостью — и, вероятно, с новыми посулами — стали звать к себе Юрия Московского.

Зимой 1314/15 года Юрий прибыл в Новгород вместе с младшим братом Афанасием. Как и во время других своих кампаний, в Москве Юрий оставил брата Ивана. Он явно доверял ему больше, чем другим братьям. И на то были свои причины. Иван не предал его и не бежал к тверскому князю, как это сделали Александр и Борис в тяжёлом для московского семейства 1307 году. Вероятно, именно тогда Юрий решил, что в случае, если он умрёт, не оставив наследника, Иван должен будет занять московский престол.

Ростовский парадокс

Когда Михаил Тверской получил известие о водворении Юрия в Новгороде, он тотчас доложил об этом самоуправстве московского князя хану Узбеку. Тот велел срочно вызвать Юрия в Орду для объяснений. 15 марта 1315 года Юрий выехал из Новгорода, «позван в Орду от цесаря» (5, 94).

Светлый праздник Пасхи 23 марта 1315 года Юрий, надо полагать, встретил у себя дома, в Москве. Для этого ему пришлось за семь дней проскакать, меняя лошадей, около 600 вёрст. Вероятно, путь его лежал в объезд тверских земель, а значит, был ещё более длинным. Этот бешеный прогон был по плечу только очень крепкому всаднику. Но таким и был главный враг Михаила Тверского — князь Юрий Данилович Московский.

Выехавшие вслед за Юрием в Орду новгородские послы оказались не столь расторопными и осмотрительными. Они были перехвачены тверичами, приведены в Тверь и брошены в темницу.

Из Москвы Юрий поехал в Орду через Ростов (17, 179). Этот странный маршрут имел, конечно, свои причины. Вероятно, московский князь, предвидя большие протори в Орде, хотел собрать кое-какие деньги с ростовских князей. Остановка в Ростове перед отъездом в степь имела и другую, сокровенную цель. Этот город с его широким небом и степным ландшафтом был излюбленным местом поселения для осевших на Руси ордынцев. Среди них были опальные вельможи и купцы, чиновники налоговой службы и люди из свиты знатных ордынских невест, выданных замуж за ростовских князей. Вся эта восточная слобода сохраняла связи со своими сородичами в степях. Благодаря этим связям Ростов долгое время счастливо избегал разгрома разного рода «послами» и «ратями». Здесь, в Ростове, можно было узнать самые свежие новости из Орды, получить полезный совет и протекцию при ханском дворе.

Конечно, коренных ростовцев раздражало соседство высокомерных степняков. Время от времени они поднимали восстания и выгоняли татар из города. Однако те вскоре возвращались. Местные князья были заинтересованы в дружбе со «своими погаными».

Причудливый «ростовский улус» посреди старинных русских земель — удивительный феномен своего времени. Здесь чтили замученного Батыем князя Василька Константиновича Ростовского, а княжили его сыновья Борис и Глеб; здесь реальную власть имела княгиня-вдова Мария Михайловна Черниговская — дочь святого князя-мученика Михаила Черниговского; здесь даже в самые плохие времена не иссякал живой родник православной культуры... И всё же именно Ростов, как ни странно, стал средоточием ордынского присутствия в Северо-Восточной Руси.

Этот удивительный парадокс свидетельствует о том, как плохо мы представляем себе пресловутое татаро-монгольское иго в его реальном, повседневном выражении. Очевидно, отношения русских с ордынцами и на личностном, и на государственном уровнях были не столь однозначными — не просто угнетённые и угнетатели, порабощённые и поработители, как это можно понять из школьных учебников.