Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей - [2]

Чтобы читатель понял и оценил смысл ее, прошу представить титульный лист. По двум сторонам арки-ниши две фигуры. Одна – из мрамора обнаженная мужская скульптура, другая – скелет. В нише: «Стихи И. А. Бродского». А вот надпись, сделанная в августе 1977 года:

Входящему в роли

Стройному Мише, —

Как воину в поле

От статуи в нише.

Итак, спустя двадцать один год «награда нашла героя». В январе 1998 года я получил двойной привет с того света…

Надпись на первом томе «Актерской книги»:

Дорогая Леночка!

Вот мы с Вами и дожили. До чего? Время покажет. Но мы это сделали, а сие уже кое-что…

Спасибо Вам, мой старинный бесценный Друг!

Миша Козаков

26 окт. 2006 г.

Прошло много лет…

Козакова помнят. Фильмы его часто повторяют по телевидению. Книги переиздают – в них то, что он сам считал главным:

Вообще я считаю себя в первую очередь актером, во вторую – режиссером, в третью – чтецом и только потом я – «бумагомаратель». Однако может так случиться, что через много лет все забудут про мои роли и мои спектакли, а книга как раз и останется для людей, которые будут интересоваться театральным процессом в те времена, когда я проживал на земле.

Он действительно о себе все сказал сам. Казалось, дополнить нечего. Но, говоря словами Давида Самойлова: «и это всё в меня запало, и лишь потом во мне очнулось…»

Мне захотелось сейчас поговорить о нем с людьми, которых он любил. С близкими ему по духу, с теми, кто почти никогда не рассказывал о нем откровенно и просто, без лишней патетики.

Из этих разговоров и получилась книга, в которой я постаралась остаться «за кадром», а собеседники мои свободно и непричесано вспоминают Мишу – Мишку – Мих-Миха – ММ.

Некоторые друзья и близкие пожелали самостоятельно написать о нем: Регина Козакова, Елена Коренева, Михаил Мишин, Инна Милорадова, Владимир и Екатерина Мирзоевы, Юрий Рост, Дмитрий Брикман.

В книгу вошли также отрывки из книг Леонида Зорина, Александра Ширвиндта, Анатолия Равиковича, Юлии Эйдельман.

Мне хотелось, чтобы на этих страницах возник воображаемый диалог Козакова с теми, кто его вспоминает, – именно поэтому в главы включены отрывки из его книг и наших интервью разных лет.

Как я выбирала собеседников? Вспоминала наши с Мишей разговоры о его друзьях, встречи у него дома, на творческих вечерах. Звонила по телефону, произносила это имя – Михаил Козаков – и сразу навстречу распахивались воспоминания.

Мы встречались, вспоминали, смеялись, плакали, ругали кого-то, умилялись чему-то. И всегда он был с нами. Для кого-то – молодой, неизвестный мне, для кого-то – в самом расцвете сил и славы, для кого-то – уже усталый и больной, но всё еще блистательный.

По чувству – это были разговоры со своими. Их оказалось ровно сорок – Мишиных друзей – «вспоминателей», как он сам называл. Сорок – число круглое и абсолютно случайное, но мистически выражает собой совершенную полноту.

Удивительно – но у меня не сохранилось записей наших с ним долгих разговоров. Вот нелепость: мне, наверное, следовало записывать за Мишей всё – беседы, звонки и пр. А я считала это мелочностью, даже каким-то предательством – фиксировать на бумаге воздушное.

Вот лишь несколько записей:

Кризис по-творчески

Записано в августе 2009-го

Человек устал.

Человек устал служить искусству.

Человек устал служить искусству и общаться с публикой.

Человек устал также находиться дома.

Человек устал находиться дома, рядом со своей женой, устал от необходимости быть с ней в каких-либо отношениях, всё равно: в плохих – хороших.

Человек решил заболеть. И заболел.

Сразу все вокруг засуетились, забеспокоились, стали устраивать ему консультации с лучшими специалистами, с самыми лучшими. Положили его, наконец, в самую хорошую больницу.

Он обрадовался даже – отправил жену отдыхать, далеко, надолго, на целый месяц, чтобы не маячила и тоже отдохнула. Друзья стали его активно навещать, привозить фрукты и новые книжки, выслушивать внимательно, расспрашивать про состояние – дыхание, дефекацию, волнение, потение и сны…

Публика, в лице медперсонала, терпеливо делает вид, что им неизвестно его творческое происхождение, и безжалостно колет во все доступные сакральные места. Публика, в лице пациентов, встречая его в больничном парке, издали приветливо улыбается, осторожно подходит за автографами, не надоедает разговорами.

Он повеселел. Сейчас ведет переговоры с другой самой хорошей больницей – на предмет консультаций, и даже возможности пролежать у них еще месяц…

Не хочет выздоравливать.

Он реально талантливо вошел в болезнь. Он делает всё очень талантливо.

Весной 2010 года, после долгого и трудного гастрольного тура по Америке, он уехал в Израиль. Никто не думал, что насовсем. Никто не посмел подумать, что мы больше никогда не увидимся. Но там его настигла болезнь.

Он часто звонил мне оттуда. Я знала, что сам он с телефоном разобраться не может – он никогда не ладил с техникой. Мобильные телефоны презирал, в Москве ночью звонил по городскому. В Тель-Авиве телефон ему приносили и настраивали младшие дети – Миша и Зоя. Бывшая жена Аня.

Он всегда подробно расспрашивал, что происходит у нас, куда ходим, что смотрим, о ком говорим. Делился планами, собирался ставить совместный российско-израильский спектакль.