Михаил Федорович - [121]

Сохранение Азова казаки могли приписать только небесному заступничеству. Описание видений, бывших казакам во дни осады, пожалуй, больше чем что-либо другое, должно было поддержать мольбу азовских сидельцев, обращенную к царю Михаилу Федоровичу: «Чтобы пожаловал и чтобы велел у нас принять с рук наших ту свою государеву вотчину — Азов город, для светого Предотечина и Николина образов, и што им светом годно тут». Ибо только обладание Азовом, напоминали казаки, могло навсегда избавить Московское государство от татарских набегов: «Сем Азовым городом заступит он, государь, от войны всю свою украину, не будет войны от татар и во веки, как сядут в Азове городе».

Теперь от царя Михаила Федоровича зависело, поддержать или нет не просто ратную удаль, а еще и подвиг благочестия донских казаков, обещавших после азовской осады «принять образ мнишески» в монастыре в честь Иоанна Предтечи. А такой выбор был для царя много сложнее, чем решение одних военных и дипломатических дел.

Поэтическая «Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков» — главный, но не единственный источник наших сведений об осаде крепости. Если обратиться к делопроизводственным документам, то в них можно найти некоторые дополнительные сведения. Например, сохранилась отписка донских казаков, привезенная ими в Москву 28 октября 1641 года. В ней приведена другая дата начала осады Азова турецкими войсками — 7 июня. Выясняется также, что казаки просили в случае принятия Азова «прислать своего государева воеводу к Рождеству Христову»[421].

Правительство продолжало придерживаться осторожной политики в отношении Азова. 2 декабря 1641 года вместо воевод в Азов были посланы Афанасий Григорьевич Желябужский и подьячий Арефа Башмаков с наказом осмотреть город и крепость и определить, можно ли восстановить городовые укрепления и ликвидировать («разорить») земляные «валы», подведенные турками к Азовской крепости. Кроме того, требовалось начертить чертеж и привезти его в Москву как можно быстрее, «безо всякого мотчания». Афанасий Желябужский привез первый ответ казакам на их «посольство» в Москву. Царь Михаил Федорович хвалил казаков за службу, но ответа на главный вопрос о судьбе Азова пока что не давал. Казаки могли лишь догадываться о миссии Афанасия Желябужского. Но, в отличие от царя Михаила Федоровича, они не знали о проекте русско-османского соглашения, переданного турецким султаном при посредничестве молдавского господаря Василия Лупулла. Молдавский посланник Исай Остафьев был принят царем Михаилом Федоровичем в Москве 30 декабря 1641 года и просил немедленного ответа.

Вот тогда-то для решения судьбы Азова и ответа донским казакам был созван земский собор. На основе сведений казаков была подготовлена смета, «что им надобно в Азов для осадного сидения». По докладу царю Михаилу Федоровичу оказалось, что для удержания Азова требовалось не менее 10 тысяч людей и 221 тысячи рублей на покупку запасов, оружейного зелья и мушкетов («что дати государева жалованья ратным людем и что положено за запас хлебной, и за порох, и за свинец, и за ручные самопалы»). Но у земского собора была еще одна дополнительная цель, не афишировавшаяся царем Михаилом Федоровичем, Боярской думой и Посольским приказом, — решить, принимать или нет условия соглашения с Турцией[422].

Земский собор 1642 года

Время подготовки к проведению нового земского собора — конец 1641-го — начало 1642 года — совпало с внутриполитическим кризисом, вызванным коллективным протестом служилых людей. Традиционные челобитчики по судным делам оказались в Москве вместе с выборными представителями от уездных дворянских обществ и посадов в конце 1641 года. Воздух столицы был наэлектризован недовольством, выход которого грозил погромами боярских усадеб, забытыми со времен Смуты. Представление о происходивших в Москве событиях дает грамотка рядового нижегородского сына боярского Прохора Колбецкого к своему отцу в деревню, неосторожно отправленная им с ненадежным человеком. В результате письмо Прохора Колбецкого, написанное 15 декабря 1641 года, попало сначала в руки думного дьяка Ивана Гавренева, а затем было передано царю Михаилу Федоровичу. Из грамотки государь узнал, что в Москве «сметенье стало великое». Был организован сыск, в результате которого выяснилось, что Прохор передавал слухи «про бояр, что боярам от земли быть побитым», отнюдь не по умыслу, а «спроста мирскою молвою»[423]. Все это не могло не обеспокоить власти, тем более что и других симптомов нестроения в государстве и столице было предостаточно.

Указ о проведении земского собора состоялся около 3 января 1642 года. По докладу Боярской думы предлагалось «…выбрать изо властей духовного чину и изо всяких чинов людей лутчих и с ними поговорить о том же деле, что их мысль о Азове, — держать ли Азов и кем держать, охочих ли людей называть или послать ково государь укажет и не охочих, и на тот на весь подъем деньги как збирать со властей и со всяких чинов людей, а деньги надобны не малые». Следовательно, на соборе традиционно решался вопрос о возможной войне и об организации сборов денег и запасов для войска. Порядок организации выборов и представительства на соборе представляет собой запутанную исследовательскую проблему, потому что из сохранившихся источников не вполне ясны сроки указа и проведения собора (получается, что они могли совпадать и приходиться на одну дату — 3 января 1642 года). Судя по речи посольского дьяка Федора Лихачева на соборе, в Разрядном приказе составлялись какие-то списки представителей от выборных людей (практика, до этого времени не встречавшаяся на соборах). Подсчитано, что в целом в работе собора приняли участие «10 стольников, 22 дворянина московских, 4 стрелецких головы, 12 жильцов, 115 дворян и детей боярских из 42 городов, 3 гостя, 5 торговых людей гостиной сотни, 4 торговых человека суконной сотни, 20 посадских людей московских сотен и слобод»