Миг власти московского князя - [13]

— Не обижайся, Василий Алексич, пошутил я, — примирительно заговорил князь. — Я изъян в мече бо­евом или доспехах воинских найти могу, а не в том, как палаты сложены. Главное — крыша над головой. Это я от досады: жаль мне, что ненастье разыгралось. Ни города хорошенько не разглядеть, ни окрест него не проехать, ни себя не показать, ни на людей не посмот­реть. Остается только у печи беседу вести.

— Что ж сиднем сидеть? Метель хоть и кружит, за­думанному мешает, но можно и непогоду провести. Ты вот сына моего вспомнил, а дом‑то мой ведь здесь непо­далеку: пойдешь — снегом не успеет запорошить! — осмелел посадник.

— А и то, правда! — воскликнул радостно воевода. — Не навестить ли нам дом посадника? С семьей его позна­комиться. Михаил Ярославич, как смотришь на это?

— Что ж, к обеду жди гостей, Василий Алексич, — согласился князь. — А пока можешь ступать, нам же с воеводой еще потолковать надо, — сказал он, жестом останавливая воеводу, собравшегося было встать из‑за стола.

Посадник поднялся с лавки, отвесил низкий по­клон князю, склонил голову перед воеводой и напра­вился к двери. В сенях его поджидал слуга, который помог воеводе натянуть подбитую мехом свиту. Выйдя на улицу из теплой горницы, Василий Алексич ощу­тил пронизывающий холод и, под жестокими порыва­ми ветра усевшись в седло, поспешил к дому.

Снег, так и норовивший забраться за ворот, бил в лицо, заставляя думать только о том, как бы увер­нуться от очередного хлесткого удара ветра.

Посадник стеганул плетью коня, мечтая поскорее добраться до своего дома и там, отдав необходимые распоряжения дворне, в тепле и уюте подумать о состоявшемся разговоре. Старый Пепел обиженно фырк­нул, попытался повернуть морду, чтобы глянуть на хо­зяина, но поводья помешали, и конь зарысил к тепло­му стойлу.

Въехав за ворота, посадник спешился у самого крыльца, но, вместо того чтобы сразу же отправиться в дом, отдавая подбежавшему конюху поводья, отругал его, едва не приказав высечь. Причиной гнева стал Пе­пел, получивший прозвище из‑за своей чалой масти.

На Московскую землю Василия Алексича привез именно этот конь, тогда еще полный сил. Теперь посад­нику для выезда седлали Хана, смирного трехлетнего коня буланой масти, а Пепел, отличавшийся в молодо­сти крутым нравом и немало послуживший хозяину, спокойно доживал свой век в тепле и довольствии. Только иногда в хорошую погоду посадник объезжал на нем территорию, огороженную крепостной стеной, но в прилегающий к ней посад не выбирался.

«А ведь я похож на этого старого коня», — вдруг подумал Василий Алексич, задержавшись на крыльце и наблюдая за тем, как провинившийся конюх ведет Пепла к конюшне, пытаясь одной рукой накинуть по­пону на его мокрый от тающего снега круп.

Очередной порыв ветра забросил охапку белых ко­лючек под крышу, нависавшую над лестницей, и по­садник, вздохнув, стал подниматься по ступеням.

Не успел он войти в сени, как к нему навстречу вы­бежал Федор и, опередив не поспевавшего за ним млад­шего брата, с ходу бросился в отцовские объятья. Васи­лий Алексич, опустил сына на пол и, взяв за пухлую ручку Петра, перешагнул порог горницы.

— Накрывай стол, Настасья! Гости к нам знатные на обед собираются. Сам Михаил Ярославич с воеводой пожалуют! — произнес посадник торжественно и, за­метив испуганный взгляд жены, которая с волнением ждала, чем же закончится для ее мужа разговор с князем, успокоил: — Поговорили мы по–доброму, оставил 0н меня при себе. А как дальше сложится, никто не скажет. На все воля Божья.

С замиранием сердца услышал сообщение отца Фе­дор. «Гости… обед… Михаил Ярославич…» — стучало у него в мозгу.

— А тебя, сын, князь велел… — начал говорить строго посадник, повернувшись к Федору, но не сдер­жался и закончил, широко улыбаясь: — Князь велел похвалить за то, что заметил вовремя княжескую дру­жину и меня предупредил.

Мальчик боялся поверить этим словам, но, пове­рив, что отец говорит вполне серьезно, он с укором гля­нул на него. «Ты меня ругал, запрещал на колокольню бегать, а вот видишь, как дело обернулось!» — как бы говорил мальчишеский взгляд.

В княжеских палатах в это время шел свой разговор.

— Что скажешь, Егор Тимофеевич, — спросил князь, как только посадник покинул палаты.

— Я тебе, Михаил Ярославич, одно могу сказать: человек он дельный. От богатого города поганые одно имя оставили, а теперь хоть и невелика Москва, да от­строена. Конечно, люди сами на месте сгоревшего да разграбленного свою жизнь обустраивают, но и посад­ник тут руку приложил. Вишь, сколько всего наворо­тил. Сам знаешь, другие города менее пострадали, а до сих пор в развалинах.

— Согласен, — кивнул князь, — но ведь ты вчера сам сказал, что посадник здесь выше всех вятших и на­рочитых был. Годы сам правил, как хотел. Так, дума­ешь, не жалко будет ему со своей безраздельной влас­тью распроститься? Не станет ли козни строить да за­говоры плести? Правду ли говорит, что будет верно служить?

— А это от тебя во многом зависит, — ответил вое­вода и, заметив недоумение собеседника, стал разъяс­нять свой ответ: — Не сомневаюсь, что ты сам убедил­ся: посадник человек неглупый…