Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья - [310]

Шрифт
Интервал

Наша степь и ацтекская tepeti «гора» вроде бы имеют разный смысл. Но примем во внимание, что, согласно мнению специалистов, первоначальное значение нашего слова было «горное поле», «плато».

Не будем уж говорить об ацтекском tatli «отец» (ср. наше тятя); название родства, давно известно, звучит сходно в самых разных языках мира. (Но, между прочим, ведь это как раз должно что-то означать, чем-то объясняться?).

Но не любопытны ли такие соответствия: русское муха – нахуатль moyotl; русское смерть – нахуатль moztoc (примем во внимание, что звука ч у ацтеков не существует)? Добавим сюда capallo «скалистое дерево» и capalli «фимиам», напоминающие наше капля. И palani «гнить», «разлагаться» – русское пылать и палить (ср. наше тлеть).

Пожалуй, однако еще любопытнее ацтекское название вида ящерицы, широко употребляющейся в опытах биологов: axolotl. Произносится-то оно в Мексике как ашолотль. И тогда не напоминает ли древнеславянское название ящерицы, реконструируемое как аштер?

Не буду продолжать списка (а можно бы…). Скажу только, что я здесь умышленно ограничился сравнением между ацтекским и русским. А если бы сравнивать с индоевропейскими корнями в целом, наличными в других языках Европы и Азии, то число было бы намного, очень намного большим.

Так что, вопреки Забелину, родство тут наверно есть. Хотя, разумеется, лишь отдаленное, иначе и не могло бы быть между языками, разделенными огромным пространством и, очевидно, отделившимися когда-то друг от друга в чрезвычайно далекое время.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 6 июня 1998, № 2495–2496, с. 3.

Война с наречиями

Франция 200 лет жила якобинским идеалом, который ее правительства, более или менее все, старались осуществить. Все языки и диалекты в пределах страны подлежали истреблению; беспредельно господствовать должен был один французский язык, единственный допускаемый к употреблению в школе, в администрации, в культурном обществе.

Поворот – на сей раз справедливый и разумный – общественного мнения Запада в пользу признания прав на существование всех языков и даже наречий, желательности сохранения по мере возможности даже языков незначительных меньшинств, разрешения ими широко пользоваться в семье и в работе, – все это застало французов врасплох. Уж очень им не хочется подобные планы осуществлять на деле!

Особую враждебность власти испытывают по отношению к бретонскому языку (и понятно: столько кричали, что он-де умирает, уже умер – а он живет и себя проявляет). А тут еще итальянский язык на Корсике, которого уж никак не задушишь… и баски, которым в соседней Испании предоставили широчайшую автономию.

Раздражает шовинистов даже и выживание языков, близких к их собственному, как провансальский с его вариантами на юге, наречия гасконцев, каталонский, продолжающий существовать на юго-востоке Гексагона.

И вот в «Фигаро» от 1-го августа с.г. читаем, на первой странице, сердитую заметку Г. Баре по поводу того, что издательство «Ассимиль» опубликовало краткий словарик и разговорник овернского наречия, представляющего собою разновидность все того же провансальского (или, как теперь говорят, лангедокского).

Много шуму из ничего… Такой ли уж от этого может быть вред? А главное, – нельзя идти против течения! Считаться с такими языками – вовсе не похожими на французский, и явно вполне жизнеспособными, – как бретонский и баскский все равно придется!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Печать», 21 сентября 2002, № 2715–2716, с. 3.

Древние ирландцы

В детстве я горячо увлекался именно Ирландией, а потом – кельтами вообще. Вылавливал все о них упоминания из романов, книг по географии и истории, какие мне под руку попадались. У меня была книга с картинками о рыцарях короля Артура, а об Ирландии я, конечно, сперва читал у Марриэта[772], потом у многих других английских писателей.

Если бы в университете было отделение кельтологии, я бы непременно на него и пошел, а пришлось на романо-германское. Хотя был у нас в ЛГУ известный кельтолог А. А. Смирнов, но читал нам курс истории Средневековья и Возрождения. А его книгу «Ирландские саги» я еще до университета прочел.

Я, однако, не согласен с Т. Кэхилом в книге «How the Irish saved civilization» – «Как ирландцы спасли цивилизацию» (есть и испанский перевод), насчет того, что до Блаженного Августина не было индивидуальности, что по латыни редко употребляли слово я. Это по-английски или по-французски нельзя и шагу ступить без I или je: а по-латыни глагол означает лицо, и местоимения редко нужны. И стихи, вроде как у Катулла:

Odi et amo…

или у Проперция:

Vidi te in somnis…

уж куда личные, индивидуальные и даже биографичные!

И забавно, что Кэхил восхищается половой свободой у древних ирландцев, – явно потому, что таковы нравы теперь у англосаксов. Но это совсем не то: до христианства одно, а после христианской культуры люди не должны бы жить как животные (невинные, ибо не имеют разума). А вот про святого Патрика и ирландских монахов он пишет интересно. Во всяком случае, прочел все, не отрываясь.

Позже так получилось, что главными в моей жизни оказались не кельтские языки и даже не романские, а малайский и отчасти полинезийские.


Еще от автора Михаил Григорьевич Талалай
Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках

Эта книга – глубокий, подробный и богато иллюстрированный путеводитель-рассказ о Святой Афонской Горе, в особенности о местном русском иночестве, написанный многолетним ее посетителем, петербургским историком Михаилом Талалаем, с изложением святогорских былей, преданий, традиций, архивных сведений, маршрутов, агио– и биографий, практических советов паломникам.Издание предназначено для широкого круга читателей.


Княжна Голицына – принцесса моды

Первое издание настоящей книги, вышедшее в 2018 г., было приурочено к 100-летию И.Б. Голицыной. Ее актуальность, помимо юбилейной даты, вызвана тем, что перевод на русский замечательных мемуаров Ирины Борисовны, прекрасно выполненный ЕЛ. Степановой, в замужестве баронессой Скаммакка дель Мурго, остался, говоря по-современному, не востребованным: текст прошел мало замеченным не только широкой публикой, но и специалистами. При этом из первоначальной публикации, подготовленной литератором Чинцией Тани на основе бесед с Голицыной и из массы разного рода печатных рецензий и интервью, мы изъяли фрагменты, предназначенные для итальянского читателя, с пересказом, порой неточным, исторических событий, происходивших в России.


Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода

Впервые выделена и собрана в один корпус проза и поэзия, написанная Н. А. Добролюбовым в течение итальянского периода, с декабря 1860 г. по июнь 1861 г., совсем незадолго до его преждевременной кончины, и прокомментированы итальянские реалии содержания. Необыкновенно разнообразные по жанру произведения – публицистика, репортаж, политический анализ, историография, лирика, сатира, пародия, памфлет – образуют, тем не менее, цельный «итальянский текст» и отражают как глубокий интерес Добролюбова к яркой эпохе объединения и модернизации Италии (Рисорджименто), не без аллюзий на необходимость реформ на родине, так и новое, приподнятое состояние духа «сурового критика», вдохновленного южной природой, морской стихией, богатым культурным наследием, а также возможностью раскрыть иную, пылкую и сердечную сторону своей натуры и связать судьбу с итальянской девушкой, что оказалось, увы, лишь иллюзией.


Страшный Париж

Книга выходца из России, живущего во Франции Владимира Рудинского впервые была издана за границей и разошлась мгновенно. Еще бы, ведь этот уникальный, написанный великолепным языком и на современном материале, «роман в новеллах» можно отнести одновременно к жанрам триллера и детектива, эзотерики и мистики, фантастики и современной «городской» прозы, а также к эротическому и любовному жанрам. Подобная жанровая полифония в одной книге удалась автору, благодаря лихо «закрученному» сюжету. Эзотерические обряды и ритуалы, игра естественных и сверхъестественных сил, борьба добра и зла, постоянное пересечение героями границ реального мира, активная работа подсознания — вот общая концепция книги. Герои новелл «Любовь мертвеца», «Дьявол в метро», «Одержимый», «Вампир», «Лицо кошмара», «Египетские чары» — автор, детектив Ле Генн и его помощник Элимберри, оказываясь в водовороте загадочных событий, своими поступками утверждают — Бог не оставляет человека в безнадежном одиночестве перед лицом сил зла и вершит свое высшее правосудие… В тексте книги сохранена авторская орфография и пунктуация.


Два Парижа

Основу сборника Владимира Рудинского (настоящее имя Даниил Петров; Царское Село, 1918 – Париж, 2011), видного представителя «второй волны» русской эмиграции, составляет цикл новелл «Страшный Париж» – уникальное сочетание детектива, триллера, эзотерики и нравственно-философских размышлений, где в центре событий оказываются представители русской диаспоры во Франции. В книгу также вошли впервые публикуемые в России более поздние новеллы из того же цикла, криминальная хроника и очерки, ранее печатавшиеся в эмигрантской периодике.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Логово смысла и вымысла. Переписка через океан

Переписка двух известных писателей Сергея Есина и Семена Резника началась в 2011 году и оборвалась внезапной смертью Сергея Есина в декабре 2017-го. Сергей Николаевич Есин, профессор и многолетний ректор Литературного института им. А. М. Горького, прозаик и литературовед, автор романов «Имитатор», «Гладиатор», «Марбург», «Маркиз», «Твербуль» и многих других художественных произведений, а также знаменитых «Дневников», издававшихся много лет отдельными томами-ежегодниками. Семен Ефимович Резник, писатель и историк, редактор серии ЖЗЛ, а после иммиграции в США — редактор и литературный сотрудник «Голоса Америки» и журнала «Америка», автор более двадцати книг.


Немка

Первоначально это произведение было написано автором на немецком языке и издано в 2011 г. в Karl Dietz Verlag, Berlin под заглавием «In der Verbannung. Kindheit und Jugend einer Wolgadeutschen» (В изгнании. Детство и юность немки из Поволжья). Год спустя Л. Герман начала писать эту книгу на русском языке.Безмятежное детство на родине в селе Мариенталь. Затем село Степной Кучук, что на Алтае, которое стало вторым домом. Крайняя бедность, арест отца, которого она никогда больше не видела. Трагические события, тяжелые условия жизни, но юность остается юностью… И счастье пришло.


Ночь Патриарха

В новую книгу Эрики Косачевской вошли «Ночь Патриарха» — роман-эссе, давший название книге, автобиографическая повесть «Осколки памяти» и рассказ «Мат», написанный в ироническом духе.


Тигр в стоге сена

Остросюжетный роман «Тигр в стоге сена» имеет подзаголовок «Робин Гуд по-советски». Его главный герой – директор крупного предприятия – понимает, что система порочна, и вступает с ней в неравную борьбу.