Мифы Греции и Рима - [18]

Клянусь тебе Стиксом! – так Феб отвечал,

И взор его гневным огнем запылал. —

Чтоб всем доказать, что не лжешь ты, мой сын,

Я сделаю все, что бы ты ни просил!

Сакс

Это была самая страшная клятва для бога. В случае ее нарушения он должен был выпить воды из этой реки, которая превратит его на целый год в бесчувственное существо, лишенное разума. Кроме того, в течение девяти лет после этого ему запрещалось занимать свой пост, его изгоняли с Олимпа, и он не мог вкушать живительный нектар и амброзию.

Темные глаза Фаэтона засверкали от радости, когда он услышал эту клятву, и он попросил у отца разрешения проехаться на его колеснице по небу. Тогда весь мир увидит, какое высокое положение он занимает, и после этой поездки никто больше не осмелится сомневаться в его происхождении.

Услыхав столь дерзкую просьбу, Аполлон в растерянности отпрянул, ибо только он умел управляться с четырьмя дикими жеребцами, которые везли колесницу с золотыми колесами. Он объяснил Фаэтону, какой огромной опасности тот хочет себя подвергнуть, и попросил выбрать более безопасный способ доказательства.

И, наконец, посмотри, что есть в изобильной вселенной,

Вот из стольких ее – земных, морских и небесных —

Благ попроси что-нибудь, – ни в чем не получишь отказа.

От одного воздержись, – что казнью должно называться,

Честью же – нет. Фаэтон, не дара, но казни ты просишь!

Овидий

Но Фаэтон, как всякий самонадеянный юноша, считал, что знает мир лучше, чем отец, и, не слушая его предупреждений, настаивал на своей просьбе. Аполлон, давший клятву, которую нельзя было нарушить, вынужден был уступить.

Настал час, когда Солнце начинало свой ежедневный путь по небу. Жеребцы уже нетерпеливо били копытами, а Аврора ждала только сигнала своего повелителя, чтобы широко распахнуть своими розовыми пальчиками ворота зари, и Часы были готовы сопровождать его.

Аполлон, уступив уговорам сына, быстро смазал его охлаждающей эссенцией, чтобы уберечь кожу от обжигающих солнечных лучей, дал необходимые наставления и еще раз настоятельно предупредил, чтобы он не спускал с жеребцов глаз и не слишком часто стегал их кнутом, ибо они были очень норовистыми.

Юноша, нетерпеливо выслушав предупреждения отца, запрыгнул на сиденье, схватил вожжи, дал знак Авроре распахнуть ворота и, ликуя, вылетел из восточного дворца на небо.

Час-другой Фаэтон внимательно следил за жеребцами, и все шло хорошо, но вскоре, упиваясь своим положением, он потерял всякую осторожность и летел все быстрее и быстрее, пока наконец не сбился с пути. Пытаясь отыскать дорогу, он так приблизился к земле, что все растения пожухли, источники и реки высохли, иссушенная, почерневшая почва задымилась, и даже люди в тех странах, над которыми он пролетал, почернели – этот цвет у их потомков сохранился до сих пор.

В ужасе от того, что он сделал, Фаэтон хлестнул своих лошадей, и они унесли его так далеко, что все растения, сумевшие уцелеть от иссушающего зноя, погибли из-за неожиданно наступившего холода.

Смертные вопили так громко, что их крики разбудили крепко спящего Юпитера и заставили его оглядеться, чтобы выяснить их причину. Одного взгляда его всевидящего ока оказалось достаточно, чтобы обозреть опустошенную землю и заметить юного возничего. Что это за безбородый юнец и как он очутился в колеснице бога солнца? Юпитер с трудом верил своим глазам. В гневе он поклялся покарать наглеца немедленной смертью. Он выбрал самую мощную стрелу в своем арсенале, тщательно прицелился и пустил ее в Фаэтона, чье почерневшее тело упало в быстрые воды реки Эридан.

И Фаэтон, свой путь не завершив,

Низвергнутый во тьму с небесной выси,

Кометою стремительной упал

В бурливый, непокорный Эридан,

Что вольно разливался на равнинах

Италии, и тело храбреца

Течение мгновенно подхватило

И в море за собою повлекло.

Уорсли

Слухи о его смерти вскоре достигли ушей бедной Климены, которая горько оплакивала своего единственного сына, и никто не мог ее утешить. Гелиады, сестры Фаэтона – Фаэта, Лампетия и Эгле, – проводили дни на берегу реки, проливая слезы, заламывая руки и так горько сокрушаясь о потере брата, что боги, пожалев их, превратили в тополя, а их слезы в янтарь, который, по мнению древних, тек по тополиным стволам, словно слезы. Лучший друг Фаэтона Кинк с благоговением собрал его обуглившиеся останки и с почестями предал земле. В своем горе он постоянно представлял сцену смерти друга и все нырял в реку, надеясь отыскать еще что-нибудь, пока боги не превратили его в лебедя; и эта птица все плавает, грустя, по реке и часто опускает в воду голову, не желая прекращать свои печальные поиски.

Девять муз

Аполлон, обожаемый предводитель девяти муз – дочерей Юпитера и Мнемозины, богини памяти, – имел прозвище Мусагет.

Ему отдали музы свою лиру

И, лавром увенчав его при этом,

На трон с почетом тут же усадили,

Назвав своим владыкой – Мусагетом.

Лонгфелло

Время от времени все музы объединялись, чтобы спеть одну грандиозную песню, но у каждой из них были свои обязанности.

Клио, муза истории, записывала все великие и героические поступки, а также имена тех, кто совершил их, и потому изображалась с лавровым венком на голове и с книгой и пером в руке, что говорило о ее готовности зафиксировать все важное, что происходило в жизни смертных людей или бессмертных богов.