Мифриловый крест - [2]

А потом мое внимание привлекла небесно-голубая "шестерка", появившаяся в зеркале заднего вида и быстро приближавшаяся. Я представил себе, как она будет скакать на многочисленных поперечных складках асфальта и непроизвольно улыбнулся. Я успел обратить внимание, что "шестерка" недавно покрашена, причем покрашена толстым и неровным слоем садолиновой краски, а это может означать только одно - машина убита и совсем скоро ее будут продавать. Лоху. Потому что нормальный человек ни за какие деньги не купит подержанную машину, недавно покрашенную толстым слоем садолиновой краски.

"Шестерка" поравнялась с моей "Газелью" и вырвалась вперед. Водитель должен был видеть, что впереди асфальт превращается в стиральную доску, но он даже не замедлил скорость, и машина начала прыгать. А потом все происходило очень быстро, но очень отчетливо, как в замедленной съемке.

Громкий стук. Маленькое тринадцатидюймовое колесо, отдельно катящееся прямо посередине правой полосы. Сноп искр из-под переднего правого крыла "шестерки". Почти не снижая скорости, она разворачивается поперек дороги и бросается под мою "Газель", как двадцать восемь героев-панфиловцев под фашистские танки. Я пытаюсь вывернуть руль вправо, понимаю, что это бессмысленно, но мозг не успевает остановить руки, живущие как будто своей собственной жизнью. Удар, совсем не страшный, я даже не ударяюсь о руль, напряженные до каменного состояния мышцы рук амортизируют удар. Машину неотвратимо тащит в кювет. Я выкручиваю руль влево. Сквозь оглушительный скрежет днища "шестерки" об асфальт пробивается новая нота. Я понимаю, что левой рулевой тяги больше нет. А еще нет тормозов, потому что педаль резко проваливается. А еще я понимаю, что вот-вот…

Колеса растопыриваются в разные стороны, "Газель" резко дергается из стороны в сторону, будто пытается выбрать, с какой стороны объезжать препятствие. Скорость упала примерно до тридцати километров в час, и я решаюсь воткнуть первую передачу. Поздно. От резкого толчка двигатель глохнет, на мгновение "Газель" зависает над кромкой кювета, а потом медленно и неотвратимо рушится вниз. Я валюсь на еврейчика, мир переворачивается и я вырубаюсь.

Сейчас "шестерка" стоит поперек дороги, правый бок промят до центра салона, переднего колеса нет… заднего тоже уже нет. Хлам. Я выбиваю ногой остатки лобового стекла и левое бедро простреливает острый приступ боли. Ничего страшного, это просто ушиб. Я выбираюсь наружу.

Левый ряд шоссе остался свободным, и по нему одна за другой медленно ползут машины, боязливо огибая мертвую "шестерку". Никто не остановился. Хотя нет, по разделительной полосе бегут два мента в бронежилетах и с укороченными автоматами. С чего это вдруг такая экипировка? Наверное, какой-нибудь ОМОН ехал по своим делам, увидел аварию и решил помочь. Менты тоже люди, ничто человеческое им не чуждо.

Ицхак стоял в стороне и громко ругался на своем иврите в сотовый телефон. Длинные курчавые волосы, заколотые в конский хвост, смешно развевались на ветру. Маленькие кругленькие очочки придавали Ицхаку вид обиженного ботаника. Экий огромный у него телефон, не иначе как в DAMS'е работает. Странно, утром у него был "Сименс", совершенно нормальный, даже чуть-чуть понтовый.

Из шестерки вылез седобородый дед лет примерно семидесяти. Дед заметно трясся и я ему посочувствовал. Сегодня ему надо нажраться до свинского состояния, а завтра сходить в церковь и поблагодарить бога за второе рождение.

Под ногой что-то зашуршало, я опустил глаза и увидел, что мои неприятности только-только начинаются. Потому что я понял, что было в ящиках, которые я вез в Москву. Патроны от "калашникова".

Менты еще ничего не видели, зато Ицхак их заметил. Он аж взвизгнул, выбросив в трубку новый поток еврейской ругани, и прекратил разговор. Трубка скрылась в недрах кожаной куртки-косухи, очки улетели далеко в сторону, я запоздало сообразил, что в них были вставлены простые плоские стекла, глаза Ицхака сквозь очки не казались ни большими, ни маленькими. Двигаясь быстро, но грациозно, Ицхак скрылся за перевернутым кузовом.

Менты приближались. Не отрывая от них очумевшего взгляда, я начал медленно отходить с будущей линии огня, стараясь не делать резких движений и держать руки на виду. Что-то большое и круглое подвернулось под ногу, я оступился и с трудом удержал равновесие. Граната Ф-1, она же лимонка. В походном положении, с пластмассовой пробкой вместо запала.

Один из ментов проследил мой взгляд, обратил, наконец, внимание, на паническое выражение моего лица, зыркнул вокруг и увидел рассыпанные патроны. Он что-то крикнул своему напарнику и сбросил автомат с плеча. Из-за газели грянул выстрел и между двумя глазами мента появился третий. Второй мент рухнул наземь, прогремела очередь, прорезавшая тент "Газели" полосой аккуратных круглых отверстий.

Я машинально потянулся к нательному крестику и понял, что лучше бы я этого не делал. Потому что вещи снова обрели неестественную отчетливость, я увидел, как дуло автомата стало медленно перемещаться в мою сторону и понял, что не успею упасть. Я изо всех сил сжал крест, неразборчиво взмолился и зажмурил глаза.