Мифология Петербурга - [31]

Недалеко от лесистого и холмистого Парголова находится возвышенность, с которой хорошо просматривается Петербург. С давних времен место это зовется Поклонной горой. Попытки объяснить это название сводятся к двум допетербургским преданиям, тесно связанным с обычаями, уходящими в глубокую древность. Согласно одному из них, давние обитатели здешних мест – карелы – по традиции предков устраивали на возвышенных местах молельни и в праздничные дни приходили к ним поклоняться языческим богам. Одна такая молельня находилась будто бы здесь, на Поклонной горе. Согласно другому, столь же старинному преданию, название это обязано обычаю русских людей при въезде в город и выезде из него класть земные поклоны. Но есть еще одно, уже петербургское предание, согласно которому именно отсюда, с этой горы побежденные шведы посылали своих послов на поклон к Петру I.

Между тем ни основание Петербурга, ни ряд блистательных побед Петра I окончания Северной войны не приблизили. Война продолжалась. В честь одной из побед над шведами Петр I недалеко от взморья заложил Юлианковскую церковь. В народе это название упростилось, и церковь стали называть Ульянковской, от чего выводили и название селения вокруг нее. На самом деле название Ульянка ученые возводят к названию древней финской деревушки Уляла, которая, согласно «Географическому чертежу Ижорской земли», находилась «в Дудергофском погосте восточнее Стреляной мызы», приблизительно на том месте, где расположена нынешняя Ульянка.

В то же время просторечное название церкви ассоциировалось с некой Ульяной, которая, став с тех пор любимой героиней петербургского фольклора, будоражит и подпитывает неиссякаемую творческую энергию народных масс.

По одной легенде, на обочине старой Петергофской дороги, на краю безымянной деревушки в несколько дворов, при Петре I некая предприимчивая Ульяна завела кабачок, пользовавшийся широкой популярностью у путешественников. От этой легендарной Ульяны будто бы и пошло название известного района Петербурга.

По другой, царь Петр, проезжая однажды этими местами, увидел стоявшую у дороги молодуху, остановил экипаж, вылез из него и спросил, как ее зовут. Она ответила: «Ульянка», и, смутившись, опустила голову. С тех пор и зовется это место Ульянкой.

Удивительна необыкновенная устойчивость фольклорной традиции. В 1930-х годах известную больницу для душевнобольных на Петергофской дороге назвали именем великого швейцарского невропатолога и психиатра Огюста Фореля. И родилась легенда, в которой магическую роль сыграли уже два имени, одно из которых, впрочем, вполне реально. Легенда рассказывает, что в районе современного Кировского жилгородка есть речка, которая издавна славится форелью. Еще петербургская знать ездила туда на рыбалку и останавливалась «на уху» в стоявшем на берегу реки домике, где жила крестьянка Ульяна, варившая из форели замечательную уху. Так и говорили: «Остановимся у Ульяны, отведаем форели».

Далеко не все топонимы, бытовавшие в народе, дожили до наших дней. Одни из них не выдержали испытания временем и в борьбе за официальный статус уступили место более живучим вариантам. Другие исчезли вместе с объектом названия. Немногие сохранились, и ничего на самом деле уже не обозначая, остаются тем не менее уникальными свидетелями далекой петербургской истории. Так, например, заболоченные, богатые сочными травами козьи выпасы в Петербурге назывались «Козьими болотами». Этот старинный топоним был, очевидно, в свое время так распространен, что даже до нас дошли свидетельства о целых трех «Козьих болотах». Одно из них, наиболее известное, находилось в Коломне, в районе реки Пряжки, в самом конце Торговой улицы. Другое «Козье болото» располагалось рядом с Пушкарской слободой, там, где ныне проходят Большая и Малая Пушкарские улицы. Именно это болото вошло в мрачную петербургскую поговорку: «Венчали ту свадьбу на Козьем болоте, дружка да свашка – топорик да плашка». Вблизи этого «Козьего болота» находился первый в Петербурге так называемый Обжорный рынок, посреди которого на дощатом эшафоте вершили скорый царский суд петербургские палачи.

И, наконец, третье, известное из литературы «Козье болото» было вблизи современной улицы Костюшко в Московском районе.

К таким же, в значительной степени утратившим свою коммуникативную функцию топонимам, следует отнести «Мокруши» – постоянно затопляемый при малейших наводнениях район вокруг Князь-Владимирского собора на Петроградской стороне.

В начале XVIII века обочины Боровой и Разъезжей улиц украшали высокие пни, оставшиеся от вырубленного при прокладке улиц леса. С тех пор этот район называли «Пеньками», или «Большими пеньками». А широко известный в современном Петербурге топоним Пески издавна принадлежит наиболее возвышенной, с сухим песчаным грунтом части города вокруг бывших Рождественских, ныне Советских улиц.

На первый взгляд, странное и не очень понятное имя получила в просторечии местность к юго-западу от Большого проспекта Васильевского острова. В старину ее называли «Чекушами». В XVIII веке здесь стояли склады, где хранилась мука. Однако из-за того, что территория эта постоянно подтапливалась даже при незначительных подъемах воды в Неве, мука подмокала и спрессовывалась. Ее разбивали и дробили специальными колотушками, которые называли – чекушами. Это название и перешло на местность.