Мифологические персонажи в русском фольклоре - [3]
>.
Большинство исследователей в настоящее время делит народную устную прозу на два основных вида, каждый из которых представлен группой жанров. В одном из них преобладает эстетическая функция. Жанрам этого вида присуща в той или иной мерс осознанная их исполнителями установка на художественный вымысел. Это характерно для всех иидов сказок, для шванков, анекдотов, небылиц. Для другого же вида, также представленного группой жанров (бывальщины, предания, легенды, былички), характерна установка на достоверность. !~)то подчеркнуто фактологические информации, основная функция которых, независимо от степени их художественности, познавательная.
«Разница между этими двумя видами народной прозы,— отмечает В. Я. Пропп,— не формальная, ею определяется иное отношение к действительности как объекту художественного творчества, эстетические нормы этих двух видов прозы глубоко различны» >6.
Говоря об особенностях жанров, составляющих большую группу несказочной прозы, исследователи дружно отмечают прежде всего второстепенность в них эстетической функции. Например, известный прогрессивный ученый Лутц Рёрих из ФРГ, автор фундаментальных работ о сказках и преданиях, в своем методическом очерке о немецких преданиях утверждает, что «поскольку предание прежде всего является фактологической информацией, а не художественным произведением, поскольку рассказчик не осознает особенностей его формы, то оно не имеет и своего особого стиля, т. е. не имеет твердых жанровых признаков» >7.
Австрийский исследователь Леопольд Шмидт также считает, что нет оснований говорить о форме, стиле, жанровых особенностях преданий, так как таковых не существует. «Предание,— отмечает он, сводится к одному только содержанию» >8. К этому отрицанию эстетического качества в несказочной прозе и в сущности ее «права» именоваться фольклорным жанром в какой-то мере близка и точка зрения советского фольклориста Л. И. Емельянова. Предания и близкие к ним по установке жанры он выделяет из всей массы устной прозы «по признаку стихийного участия художественного элемента в отражении действительности при ярко выраженной независимости этого отражения от задач художественности». Рассказчик предания, по его мнению, в отличие от сказочника или певца, «не имеет других критериев и норм, кроме норм достоверности»>9.
>0В. Я. Пропп. Жанровый состав русского фольклора, стр. 60.
>7Lulz Rohrich. Die deutsche Volkssage. «Studium Generale», 1958, N 11, S. 664—691.
>8L. Schmidl. Die Volkserzahlung. Berlin, 1963, S. 108.
>9Л. И. Емельянов. Проблема художественности устного рассказа. «Русский фольклор. Материалы и исследования». V. М.—Л., 1960, стр. 254.
< редп жанров, для которых характерна установил іі.і достоверность, есть такие, как, например, бы-111>11к11 пли легенды, содержание которых по суще-
• і и\ отличается крайней фантастичностью. Героями их выступают мифические существа. Однако это in- «-оставляет принципиального отличия их от исторических преданий, повествующих о действительных событиях прошлого и реально существовавших людях. Предания, легенды, былички — хотя и разные жанрьг, но по характеру информации они hi носится к одному и тому же виду устной прозы.
К.ікіім бы недостоверным ни было событие, о ко-інром говорится в предании, каким бы неправдопо-міопым ни было повествование о жизни и чудесах
• пятых или рассказ о леших, русалках и волшебных илидах, рассказчик преподносит это как сообщение, случай, событие, известные целому коллекти-іі \ р свидетелем которых был он сам, его знакомый, родственник, попутчик или случайный собеседник.
111 hi этом рассказчик обычно всемерно подчерки-іыет истинность, достоверность своего сообщения.
I Ісдаром для этих видов устной прозы характерны і < ылки рассказчиков на авторитет коллектива («все т.пот», «все говорят») либо отдельных свидетелей ( оіч-ц сам видел», «дед говорил» и т. д.).
Каждый из повествовательных жанров имеет і ной круг тем, сюжетов, свою структуру, основное к.е отличие их состоит прежде всего в характере ин-фмрмации, в функциональных особенностях, прин-|і щепальных соотношениях с действительностью.
I Імсшю это дает основание относить определенный і.апр к тому или другому виду устной прозы.
( ледует, конечно, помнить о наличии периферийных явлений, в которых сосуществуют признаки разных видов, а также иметь в виду постоянное и і.шмодействие различных видов и жанров устной ір.ідиции. «Жанры сталкиваются, как льдины во иремя ледохода,— писал В. Б. Шкловский,— они і оросятся, т. е. образуют новые сочетания, созданные из прежде существовавших единств. Это резуль-і*»т нового переосмысления жизни» >10.
II. Шкловский. Повести о прозе, т. II. М., 1966, стр. 266—
ІЫ.
Однако наличие периферийных, промежуточных произведений не опровергает самих принципов классификации, естественно ориентирующейся на типичные, «чистые» явления. Жанры, относящиеся к несказочной прозе, как и разные категории сказок, часто значительно отличаются друг от друга (например, легенды о святых и исторические предания о'народных мстителях) и вместе с тем по своим жанровым особенностям, по своей основной установке они ближе друг к другу, чем к сказке, шван-ку или небылице, т. е. к жанрам другого вида.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».